В этом гуле и грохоте волн, разбивающихся о неприступные скалы, было что-то напоминающее человеческую судьбу. Так и в жизни могут встретиться преграды, которых, как ни бейся, не преодолеешь. И приходится отступать, искать обходные пути.
Неподалеку от каменистой косы, на дворе серого домика на подводу грузили последние вещи. Серыми казались люди, серыми от моросившего дождя были продрогшие лошади.
Сутулясь больше прежнего, Алина металась между домом, амбаром и подводой. Ее лицо было мокрым — то ли от слез, то ли от дождя. Она бестолково возилась с каким-нибудь подойником или бидоном, выискивая ему на возу место, и, не найдя, оставляла на крыльце и принималась искать место для цветочного горшка.
Матти и Мирья грузили сундуки с одеждой и корзины с посудой. Два возчика укрепляли на другой подводе старый шкаф и разобранную деревянную кровать.
Кайса-Лена уже могла двигаться. Ее дела немного улучшились: она стала получать от общины пособие, правда небольшое, но зато регулярное. Сейчас она мыла полы в опустевшем доме. Ее никто не просил этого делать, но старушка заботилась о чести семьи Матикайненов. Новый хозяин, владелец большого поместья Паво Хеврюля, должен был найти все в полной чистоте. Хлев опустел, и там тоже было чисто. Муурикки, Илону и Омену угнали еще вчера — большое стадо Паво Хеврюля увеличилось еще на три головы,
Наконец с погрузкой покончили. Можно было трогаться в путь. На крыльцо вышла Кайса-Лена и объявила:
— Кофе готов.
Нельзя же было оставить дом, не выпив чашки кофе.
Опустевшая, освобожденная от мебели изба казалась просторной. От дверей до окна был проложен старый тряпичный половик. Только на подоконнике стояли шесть чашек, сливочник и сахарница.
Кофе пили безмолвно. Молчание было слишком гнетущим. Один из возчиков нарушил его:
— Интересно, на кой черт этому Паво Хеврюля Каллиониеми. У него и без того земли хоть отбавляй.
— Что ему не покупать: у него и машины, и скота много,— спокойно ответил Матикайнен.
— Увидите, что получится,— пояснил один из возчиков.— Хеврюля продаст этот участок другим. Только дороже, чем сам купил.
А Мирье было больно слушать: теперь это уже не Алинанниеми, а чужое Каллиониеми.
Покачиваясь, разбрызгивая грязь, подводы выехали со двора. Мирья и Матти вели за руль велосипеды. У амбара они одновременно оглянулись, потом посмотрели друг на друга, словно желая что-то сказать. Но не сказали ничего. Алина подняла с крыльца метлу, поставила ее на место в угол, поглядела на окна и быстро пошла, точно боясь оглянуться. Тяжело ступая, она тащилась за подводами, хотя для нее на телеге было оставлено место. С березы на спину ей упало несколько холодных капель. Последний раз жалобно скрипнул ворот на колодце.
Кайса-Лена шла рядом с Алиной, хотя тропинка к ее дому осталась позади. Им тоже в этот прощальный час нечего было сказать друг другу.
Старый пес Халли свернул было к дому, но, заметив, что никто не идет за ним, поплелся следом за людьми.
Мирья не удивилась, завидев у скалы Нийло с велосипедом. Юноша поздоровался, и Матикайнен кивнул в ответ. Смущенно помявшись, Нийло спросил:
— Так вы, значит, покинули свой мыс?
— Как видишь,— буркнул Матикайнен.— В нашей стране так бывает с каждым, кто умеет только работать.
Нийло промолчал. Слова Матти были уже не просто политикой. Это была настоящая пропаганда.
Мирья подошла к юноше, и они немного отстали от других. Нийло спросил:
— Что собирается теперь делать Матикайнен?
— Он устроился на лесопилку. Рабочие как будто собираются выбрать его своим уполномоченным профсоюза, хотя отец в этих делах и не имеет опыта.
— Он человек дела и уж как-нибудь разберется,— заверил Нийло.
Они прошли немного, Мирья осторожно предложила:
— Может, дальше тебе не стоит ходить, Нийло. Чтобы не было лишних разговоров.
Юноша взял ее за руку и хотел притянуть к себе. Девушка покачала головой:
— Нет, сейчас не надо.
Сегодня они не могли попрощаться так, как прощались прежде у скалы. Договорились, что в воскресенье Нийло придет в село, где они теперь будут жить.
Дождь усиливался. Ветер рвал листья с вершин деревьев.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Границу между государствами весна не признавала. Она одинаково растопляла снега и ломала льды по обе ее стороны — и на берегу Ботнического залива, и на берегу Белого моря. Лед на Туулиёки вздулся и стал синим, река начала высвобождаться из-под ставших для нее тесными покровов. На улицах поселка Туулилахти было уже совсем сухо. Песчаная почва быстро всосала в себя растаявший снег. На стенах новых домов и на бревнах, лежавших в штабелях под лучами солнца, выступили капельки смолы — прозрачные, желтоватые, чистые, но на руках и на одежде строителей от них оставались грязные пятна.
Потом, словно стыдясь своей наготы, принялись наряжаться в зеленую одежду березки.
У Елены Петровны и Воронова в столовой были постоянные места за одним столиком. Все привыкли к этому и старались не занимать их стол. Правда, в столовой всегда было свободно: семейные питались дома, а молодожены, которых в Туулилахти становилось все больше, брали обеды на дом.
Прорабу и начальнику некому было готовить. Они ходили в столовую три раза в день. Елена Петровна всегда точно в определенные часы, а Воронов — когда успевал. Так что им редко приходилось обедать вместе. Правда,
иногда они специально договаривались встретиться в столовой: здесь было очень удобно решать и производственные вопросы, никто не врывался, не прерывал, и можно было не спеша, спокойно поговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91