Вывод был сделан лишь в отношении самого председателя месткома: что профсоюзная организация оторвана от производственной жизни коллектива, конкретно не руководит социалистическим соревнованием и что в этом прежде всего виноват Маккоев, поэтому предлагалось подумать о замене председателя месткома, а мягкосердечному и доброму Маккоеву следует поручить работу с кружками художественной самодеятельности.
Ко всем выводам комиссии люди отнеслись по-разному: одни полностью поддерживали их, другие всё отрицали, третьи одобряли лишь некоторые пункты. Многие были недовольны, что все это делалось по инициативе Петрикова, человека, который на работе себя ничем хорошим не проявил, а только успел прослыть любителем выпить; другие, наоборот, считали, что Петрикову просто в жизни не везет, а что он человек с широким, государственным взглядом на жизнь и к нему надо прислушаться и его надо поддержать.
Начальник стройки Воронов принял комиссию со скептическими усмешками: знаем, мол, мы эти комиссии, нё первая и не последняя, только мало от них толку.
Однако, как дисциплинированный руководитель, он распорядился, чтобы все отделы оказали комиссии всяческую помощь. Сам он тем не менее старался быть в стороне и заниматься по возможности своим делом. Когда его ознакомили с выводами, которые содержали ряд критических замечаний и по его адресу, он ободрился и подписал все, что надлежало ему подписать, потому что комиссия требовала от совнархоза и от других поставщиков немедленного выполнения своих обязательств по обеспечению стройки необходимым оборудованием, стройматериалом и запасными частями. Елена Петровна даже ахнула.
— Да ведь вас же упрекают несправедливо: как же вы могли обеспечить для стройки производственную воду, если до сих пор насосная станция не оборудована, и не по вашей вине. Не ведрами же таскать воду.
Воронов махнул рукой:
— Ерунда! Умные люди поймут этот документ как надо и ускорят отправку оборудования, а дуракам что ни пиши, они все равно останутся дураками.
Елена Петровна тоже была рада выводам комиссии: какой-нибудь след все-таки останется, какая-нибудь помощь будет. Рада она была и за Петрикова. Правда, кое- кто поговаривал, что то, что он написал, просто кляуза. Но дословного содержания письма никто, кроме членов комиссии, не знал, и что бы там ни было написано, от него большая польза. Одно дело, когда пишет начальник стройки или прорабы — к ним привыкли, а к голосу простого рабочего должны прислушаться. Елена Петровна не могла не похвастаться перед начальником:
— А ты говоришь — надо судить. Человек раз выпил, с кем не бывает. Ведь я правильно сделала, что задержала материал?
Воронов буркнул неопределенно:
— Как знать.
Елена Петровна продолжала:
— И я тоже думаю, что Маккоев не на своем месте. Провалит он дело со своей добротой.
— И кого ты хочешь на его место? Того же Петрикова,
да?
— А что вы смеетесь? Почему бы и нет? Человек он, видать, боевой, с организаторскими способностями, с опытом. А каменщик он так себе. И лучше вряд ли уже будет: поздно его учить.
— Добрая ты душа, Елена Петровна! — Это «ты» означало, что разговор неофициальный.— Тебе бы только благотворительностью заниматься. Ну ладно, я пошутил. Не нам с вами решать этот вопрос, но предложить мы можем.
Вскоре после отъезда комиссии наступили горячие дни: доставили железобетонные плиты, и теперь пришлось наверстывать упущенное. Люди словно встрепенулись, увидя, что дело сдвинулось с мертвой точки. В строительстве — как в жизни вообще. Проходят недели утомительного однообразия— и нет никаких ощутимых сдвигов, хотя люди работают не покладая рук. Но их труд не напрасен: где-то что-то наполняется, растет, потом наступает час, и все словно выливается наружу, быстро, зримо. Так воздвигаются дома — кирпич к кирпичу, так протягиваются магистрали стальных путей — рельс к рельсу, так рождаются книги и картины, так в одну весеннюю ночь воды озер ломают льды.
Люди по-разному проявляют рвение в работе. Однажды, проходя по двору стройки, Елена Петровна застыла при виде странного зрелища. Бульдозер Павла Кюллиева, который ровнял землю у кладки, намертво засел между двумя валунами. Павел, весь красный от злости и напряжения, лежал на земле и старался плечом вывернуть огромный камень. Это было настолько безрассудно, что Елена Петровна испугалась: в своем ли уме парень? Она подошла ближе. Слезы текли по его измазанному грязью, потному лицу. Елена Петровна дотронулась до плеча бульдозериста:
— Павел, что с тобой? Так ничего не выйдет, брось!
— Иди-ка ты!..— истерически вскрикнул парень.
Она велела Павлу встать с земли и не валять дурака. Парень послушался, хотя и весь дрожал. Елена Петровна позвала рабочих со стройки. Общими усилиями камень сдвинули с места. Николай Никулин сел на бульдозер и
столкнул камни в яму. Павел хотел снова забраться в кабину, но Елена Петровна уговорила его пойти домой. Она решила вечером сходить к Айно Андреевне и посоветоваться, что такое творится с парнем.
Но во время перекура у рабочих зашел разговор о Павле, и то, что Елена Петровна услышала от одного из старожилов поселка, во многом объяснило и сегодняшний случай и вообще странности в поведении Павла.
Павел был совсем маленьким, когда началась война. Отец ушел на фронт, а матери, тяжело больной, с маленьким сыном на руках, пришлось эвакуироваться. Бомбили. На остановках матери теряли детей, дети — матерей. А мать Павла лежала в бреду. На какой-то станции ее сняли с поезда. Маленький мальчик стоял около матери, лежавшей в зале ожидания, и держал ее за руку, пока та не окоченела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91