Свет погас. Но на экране был не парад и не праздничная демонстрация. Ранняя весна, голая равнина, два человека в ватниках и маленький мальчик. В зале стало тихо. Слышится только степенный разговор двух мужчин на непонятном языке и приглушенное стрекотание киноаппарата. За разговором можно было следить по финским титрам. Один из русских, человек с лицом, изборожденным глубокими морщинами и с усталыми глазами, в которых оставили свой след пережитые им страдания, рассказывал о своей судьбе.
В зале более двухсот человек, более двухсот людских судеб. У одних за плечами долгий и сложный жизненный путь, другие только в самом его начале, когда еще не считают километровых столбов и ноги не сбиты в кровь. Есть тут и люди, которые в бурном восемнадцатом году сражались с оружием в руках, а потом прошли через тюрьмы и лагеря. Они знали и победы, и поражения, знали, что такое работать в поте лица и что такое быть без работы. Были и такие, кто видел эти же события, развертывающиеся на экране в другом свете. На войну каждый из сидевших в зале уходил по-своему: большинство — неохотно, по принуждению, но находились и такие, кто надеялся поживиться на войне. А общим было кровавое отступление желание поскорее покончить с войной. Кое-кто знал о минувшей войне только то, что читал и слышал о ней. Разные люди и разные книги рассказывали по-разному.
Сейчас двести человек объединяло одно стремление — узнать, какой была война для той стороны и что это за народ, которого не могла сломить никакая сила. Многие из зрителей восхищались этим народом, сочувствовали ему. Некоторые пришли на фильм из любопытства, а были и такие, в которых могущество этого народа побуждало страх.
Затаив дыхание, Мирья жадно следила за тем, что происходило на экране. Это — ее народ! Народ, который вынес такие страдания, вот такими жертвами отстоял свою свободу и теперь занят мирным трудом. Она видела его только
на экране, читала о нем только в газетах, слушала о нем только по радио. Когда Андрей Соколов сказал чужому ребенку, что он — его отец, и мальчик вне себя от радости бросился на шею этому обросшему бородой человеку в телогрейке, Мирья не могла сдержать слез.
Сирота, у которого война отняла отца и мать... Судьба мальчика так похожа на ее судьбу. Ведь и ей было в годы войны столько же. Разница только в том, что между ней и родиной навсегда пролегла граница и что приемный отец ее — гражданин другого государства. Но Мирье он так же дорог, как Андрей Соколов этому мальчику.
Нийло громко засопел и полез за платком, Мирья уголком глаза взглянула на него: юноша был растроган, хотя и не хотел показывать этого. В конце фильма он наклонился к ней и с деланным спокойствием спросил:
— Этот Соколов безработный, что ли? Почему он скитается?
— Как так безработный? — удивилась Мирья.— Разве ты не видел, как много у них разрушено и сколько надо строить. Он только без дома и без семьи...
Зажегся свет. Люди остались на местах, словно ожидая продолжения, потом стали не спеша вставать и продвигаться к выходу.
Картина взволновала Мирью, но она не забыла и о другом— до прихода поезда оставалось всего пять минут. До вокзала она доберется в лучшем случае за десять минут.
Нийло думал о своем:
— Да, немало досталось и этому народу.
Выбравшись на улицу, Мирья беспомощно развела руками: такси, как назло, не оказалось поблизости. Тогда она, не тратя времени, побежала на вокзал. Нийло с трудом поспевал за ней.
Они пробежали несколько кварталов. Перед самым вокзалом позади вдруг засигналила машина. Лимузин госпожи Халонен притормозил у тротуара. Мирья обрадовалась, привычно рванула заднюю дверцу и, вскочив в машину, чуть было не села на колени полной женщины. Рядом с женщиной сидел незнакомый черноволосый мужчина. Мирья сразу же сообразила, что это и были советские туристы, первые советские люди, которых ей довелось увидеть.
Дверца захлопнулась, и машина поехала. Госпожа Халонен по-фински сказала гостье:
— Это — сотрудница общества Мирья Матикайнен.
— Рада познакомиться,—ответила женщина тоже пофински и подвинулась, освобождая место.— Я Айно Андреевна Лампиева. А это Павел Иванович.
Мирья буквально пожирала гостей глазами. У женщины были темно-каштановые пышные волосы и круглое лицо, которому очень шла сердечная улыбка. Потом Мирья спохватилась: «А Нийло? Ну ничего. До вокзала рукой подать. Дойдет».
— Останьтесь с нами хотя бы на сутки,— умоляюще попросила Мирья.
Айно Андреевна показала на часы. До поезда оставались минуты. Другие советские туристы ждут их на перроне. Говоря это, Айно пристально глядела на Мирью.
— Что вы так... смотрите на меня? — растерялась Мирья.
— Ваше лицо мне удивительно знакомо,— ответила Айно.
— Вряд ли вы когда-нибудь встречались, уж поверьте мне,— усмехнулась Импи Халонен.— Вот и приехали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
После очередного столкновения между Еленой Петровной и Вороновым установились чисто деловые отношения. Правда, Воронов стал чаще, чем раньше, советоваться о делах с прорабом, но она почувствовала даже в этом особую подчеркнутость: вот, мол, смотри, какой я стал коллегиальный! Она высказывала соображения деловито, как и должен отвечать прораб начальнику.
В Петрозаводске они остановились в гостинице, «Северная». Днем Воронов ходил по своим делам, а Елена Петровна была на конференции. Вечером он позвонил ей в но< мер и предложил вместе пообедать, чтобы заодно посоветоваться о делах, которые ему завтра предстоит решить в совнархозе. «Нужны ему мои советы!» — усмехнулась Елена Петровна, но приглашение приняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91