у них не семья, а дело, общее
дело, фирма в конце концов, процветающие фирмы никто по своей воле рушить
не станет.
Игорь Иванович без труда выхватывал из вещного обилия новые
приобретения и сейчас не проглядел самого важного: фарфорового пастушка
под боком коровенки, сжимающего свирель алыми губами.
- Сколько? - Шпындро опустился в кресло, пошевелил затекшими пальцами
кистей.
- Двести. - Следы усталости на лице Аркадьевой хорошо вязались с
появлением статуэтки - пришлось побегать, за так ничего не достается. В
семье считалось, что вкус - монополия жены. Муж не спорил, какая разница,
лишь бы разумное вложение.
- А если честно? - Шпындро выпростал ступни из тапочек, потянулся,
тронул в задумчивости пастушка. Такие вещи всегда реальны, пастушка и
завтра можно потрогать и послезавтра и продать, если вздумается, это сама
жизнь, а Настурция... попробуй вспомнить ее тепло или запах ее духов -
фикция не более - и что она щебетала и как целовала его и терлась о его
колючую щеку. Жена молчала, Игорь Иванович дружелюбно - пастушок
приглянулся - повторил:
- А если честно?
- Если честно?.. - Вздох, движение плеч, встрепенулись ноздри,
извиняющаяся полуулыбка, все же банкир муж. - Двести пятьдесят. -
Подумала: стою не меньше суперцентровых, а что бы муж выдал, признайся я,
откуда статуэтка? Скорее всего ничего, решил бы, что грубо шучу, а если б
и поверил, то и тогда не сильно закручинился. Дело есть дело - она тоже
пользовалась его понятиями - без жертв крепкого дела не сколотишь.
- Двести пятьдесят?.. - Шпындро протянул руку к пастушку, поразмыслил
не без издевки: Мордасов за стол, никому не нужный в горе-ресторации,
выложил с ходу немногим меньше, Настурция определенно перебрала, и Шпындро
старался не думать, куда поволок ее Колодец, в конце концов не его
проблемы, в танце небезразличные друг другу они сговорились на вторник и
тут озадачило: не исключено, что во вторник состоится передача заморских
даров, а он предложил Настурции встретиться в пять и поужинать в укромном
месте с отменной кухней. Рушилось давно заведенное. Если назначить встречу
фирмачу не в привычные четыре, то когда? Ехать на свидание с Настурцией,
не закинув поклажу домой, не резон, в багажнике воздаяние держать грех,
еще колупнут во время мления за десертом с Притыкой. Неудачно совпало. Или
условиться с фирмачом на банкете в понедельник на среду, да купцы
прилетают обычно дня на два-три не больше и на последний день - среду -
откладывать самое важное не позволительно.
Шпындро вздохнул: пастушок - двести пятьдесят. Дар, который ему
тащили издалека, - не меньше трех тысяч по скромным прикидкам; сколько ж,
если пересчитать на пастушков: больше отделения, хотя и далеко не взвод.
Усмехнулся. Жена перевернула страницу журнала.
Шпындро считал чтение занятием не то чтоб никчемным, скорее пасмурным
и - что уж явно - пожирающим время. Он еще раз прокрутил мысленно, как
развести Притыку и фирмача и еще раз порадовался своему спокойствию,
понимая, что Колодец не отпустит Настурцию домой в таком состоянии, а под
одной крышей, после загула, в ненастную ночь сам бог велел... его не
волновало возможное или неизбежное соитие тех двоих, его подлинная жизнь
здесь, среди пастушков, остальное привнесенное: не станет же кто-нибудь в
зравом рассудке ревновать к волнам, к пирсу, на котором нежился год или
два назад, так и Настурция для Игоря из иной жизни, из жизни, текущей
рядом, но бесконечно чужой; добрая женщина, не выгоревшая дотла изнутри,
скрытно отогревающая надежду на устройство личной жизни в укромном уголке
под сердцем, но... общая для всех, как море, как пляж, как цветущие
магнолии.
Сейчас Шпындро занимали два обстоятельства, вернее два человека:
Филин и Кругов - конкурент по предстоящему выезду - причем по мере
прояснения намерений Филина, тактика Кругова становилась все более
настораживающей; первое впечатление, что Кругов пустил все на самотек, но
Шпындро знал: ставки слишком высоки - годы и годы обеспеченной жизни и,
если Кругов делал вид, что сопротивляться не намерен, значит припас козырь
покруче туза и задача Шпындро как раз и состояла прознать, что за карта в
рукаве опытного не менее его самого Кругова, из какой колоды карта и можно
ли ее перебить.
В минуты, отделяющие поворот в темноте к стене от включения ночника,
когда супруги молча лежали на спинах, Аркадьеву посещали бередящие мысли:
так ли она живет? и чем все закончится? Не хуже других знала, что есть
вовсе другие люди и они посмеиваются над успехами четы Шпындро-Аркадьевых
и что она не пожалела бы ни злата, ни каменьев, чтобы эти люди приняли ее
всерьез и, понимая никчемность таких мечтаний, и то ли от ущербности,
запрятанной в бездонные глубины, то ли от смутной боязни приближающейся
поры увядания, то ли от сумбура мыслей и неприученности думать и
расправляться сомнениями, не касающимися купли-продажи, приобретений,
вызнавания цен рынка и других коммерческих трепыханий, засыпала Аркадьева
тревожно, ненавидя это время суток, когда деятельная натура ее теряла
способность пусть на минуту перед погружением в сон прикрыть бесконечной
чередой конкретных поступков - пошла, позвонила, потребовала, настояла,
добилась, припугнула - то страшное в себе, чему названия она не знала, и
что волновало ее все чаще и беспощаднее.
Шпындро колебаний жены не ведал, умел отметать постороннее напрочь и
вцеплялся в главное мертвой хваткой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93