Жене удалось
растащить его на части, то есть чете Шпындро - стол и стулья, остальное
людям с Кавказа. Распиливание подобных гарнитуров по сложности напоминало
военную операцию немалых масштабов. Увлечение Аркадьевой прошловсковой
рухлядью проходило, хотелось нового, прочного...
Наталья разлила суп. Оба знали, молчанию срок еще часа два-три, к
вечеру безмолвие обоих утомляло и скандал тихо уползал под бархат штор,
отороченных тяжелыми кистями.
Сумбур царил в мыслях Игоря Ивановича: неожиданное и грозящее пустой
тратой времени приглашение на поминки к Мордасову; море разливанное
самодельного товара на ярмарке в Лужниках; звонок одной из дочерей Филина
с натужной скорбью сообщившей, что отца увезли в больницу. Больница!
Случись затяжное пребывание начальника там и выезд Шпындро осложнялся.
Осложнение выезда по тягостности ни с чем не могло сравниться, и Шпындро
решил прервать молчание, не дожидаясь вечера.
- Филин слег. - Серебряная ложка скребнула по дну антикварной
тарелки.
Наташа Аркадьева не хуже мужа понимала, что значит звонок сувки -
филинской дочери. Опасность слишком явна, слишком велика, чтобы топить
семейную солидарность в мелких раздорах. Фирме предстоял выезд - супердело
- и единство решало если не все, то многое.
- Что Кругов? - Наташа отломила хлеб.
- Не знаю. - Шпындро тронул губы салфеткой. - За ним кто-то стоит.
Концы запрятал - не ухватишь. Кругов - жох, цену этой поездки знает не
хуже меня. Спокоен... и этим добивает. Если за ним... - Шпындро кашлянул,
- тогда и трепыхаться смешно.
Аркадьева отпила вина. Много лет назад соперника мужа с женой
принимали в их доме, много лет назад Аркадьева увлеклась, но теперь это не
имело ни малейшего значения; в их кругах понятие дружба - отвлеченное и те
же самые люди, что сиживали десятки раз за обильными столами, вне
служебных стен топили друг друга на работе именно ввиду значительной
осведомленности о подробностях личной жизни другого. Дружить взахлеб
считалось опасным, непредусмотрительным, но и держаться бирюками
недальновидно, потому и приходилось оттачивать умение балансировать на
грани хлебосольства и скрытности: многие преуспели в непростом мастерстве
и чета Шпындро более других. Сейчас Аркадьева прикидывала план
разведывательных действий: как вызнать истинные намерения Кругова?
- Ритка Кругова давно мечтает о песцовом жакете. - Аркадьева капнула
супом на скатерть, промакнула пятнышко салфеткой.
- Ну и что? - Шпындро не проявил интереса.
- Можно позвонить, предложить ей меховые каналы, у меня есть один
человек по шкуркам, все легальное, отменного качества.
Шпындро пожал плечами: жакет, конечно, повод к звонку, но жена
Кругова не меньше его собственной натаскана, утечки ожидать глупо, все
прошли одну школу жесткого отбора и жены выездных изощренностью не
уступали мужьям.
- Пустое... - Шпындро с досадой уперся в высыхающее пятнышко супа, он
ел аккуратнее, промахи жены за столом всегда раздражали. Если Филин
загремел надолго, Шпындро остается без прикрытия, а вложено уже немало,
особенно обидно, что болезнь Филина на руку Кругову. Только непосвященный
думает: вызвали человека, предложили и поехал. Игорь Иванович проходил
предвыездной обжиг не раз и впитал намертво заповедь: не ступил на трап
самолета - не уехал, да и с трапа случалось уводили...
- Звонить Круговым не надо. Подумает, я растерян и... не ошибется.
Зачем мне своими руками взращивать его уверенность. - Шпындро перешел к
мясу. В среду, даст Бог, завладеет подношением фирмача: что там? Грядущее
приобретение грело, отвлекало от дурных мыслей. Получить не так
захватывающе, как размышлять в канун одаривания о цене подношения, о том,
как оно украсит твой дом или расширит возможности и чем выделит тебя среди
остальных; еще перед получением к приподнятости примешивался страх, горчил
вкраплением тревожного, придавал моменту, предшествующему встрече у ларька
мороженого, терпкость.
- Бабка-знахарка, святительница воды для Филина, скончалась. -
Шпындро так и не представился предтече Мордасова по женской линии, не
видел лоскутного одеяла, угла в иконах, помнится, не входил в дом и
внезапная смерть, вернее то, что ему пришлось узнать про нее и поместить в
свою память, казалось досадным нарушением порядка вещей, вкраплением
чужеродного, вносило смуту в мысли, как невозможность припомнить фамилию,
вертящуюся на кончике языка, но так и не всплывающую.
- Колдунья... Я в них не верю. - Аркадьева думала о вчерашнем
грехопадении, о мистическом переплетении в мире различных обстоятельств:
вчера в объятиях Крупнякова, когда она зажмурилась и прикусила губу от
странной смеси восторга и отвращения, ей привиделась черная птица с
распластанными крылами и запах одеколона Крупнякова и запах старой мебели
и многочисленных вещей в неубранной квартире, приправленный запахом
увядающих - никто не поливал - цветов на подоконниках напомнил кладбище:
запах смерти! И, пожалуйста, назавтра она узнает, что смерть пришла не к
ней, но к людям ей известным пусть и неблизко, пусть и вовсе едва.
Суеверие Аркадьевой питалось благополучием и частым бездельем, она глянула
случайно на фарфорового пастушка и будто пронзило - за спиной играющего на
свирели мальчика на пятне зелени у ног коровы сидела, сложив крылья,
черная птица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93