обрывок зеленой рыбачьей сети; фальшивая нота в вечерней песне арфы; толстый нищий, спящий прямо на пляже лицом в плошку для подаяния; мертвый дельфин, погребенный у подножья холма с расточительной пышностью...
В какой-то момент начинало казаться, что ничего, кроме этого, уже не будет, что время остановилось навсегда, и до конца дней своих братья останутся юными, бесполезными, беспечными, погруженными в веселое небытие, вне семьи, обязанностей, общественного положения. Даже лето – и то казалось здесь вечным, а дождливая зима проскакивала незаметно и, в принципе, ни имела значения.
Несколько незнакомых молодых людей танцевали босиком, отражаясь в неподвижной воде, оставленной на берегу ревнивым морем. Свет фонарей скакал по их блестящим ногам, вспыхивал на скулах и трусливо удирал, чтобы расплывшимся пятном вдруг появиться в зелени куста, растущего на краю пляжа, ближе к домам.
Неожиданно в стройную мелодию вкрался диссонанс и поначалу его уловил только болезненно-тонкий слух Эмери. Кто-то, чуждый бесполезности и веселью, появился в темноте и ждал. Эмери тревожно огляделся. Очередная причуда теплого ветра качнула фонарь, и во мгле на несколько секунд проступило лицо – бледное, с узким, сжатым в нитку ртом. Эмери тотчас узнал его и направился к чужаку.
– Фоллон!
Тот вздрогнул, чуть отступил, а затем глубоко вздохнул от облегчения.
– Господин Эмери! А господин Ренье – он тоже здесь?
– Здесь, – проговорил Ренье, появляясь рядом с братом.
Эмери поморщился, как от боли. Музыка беспечного вечера была безнадежно испорчена, каждый звук ее теперь искажался и дребезжал.
Появление в Изиохоне Фоллона – доверенного слуги их дяди, господина Адобекка, занимавшего высокий пост при дворе, – могло означать только одно: беспечная жизнь двух юных бездельников подходит к неизбежному концу. Господин Адобекк имеет в племянниках какую-то важную надобность. В противном случае он не стал бы утруждать ни своего слугу, ни себя.
– Уйдем, – прошептал Фоллон, озираясь. – Вы здесь одни?
– Не важно, – отозвался Ренье.
Все трое незаметно растворились в темноте. Гальен и Аббана, увлеченные танцами, ничего не заметили.
Дом, где снимали жилье братья, располагался на склоне холма, недалеко от пляжа. Весь второй этаж находился в полном их распоряжении; в первом располагались кухня и две комнаты для управляющего и прислуги.
Соседний домик, чуть поменьше, был снят для Гальена и Аббаны. Он принадлежал тому же хозяину, который сам в Изиохоне не жил, но владел здесь доходной собственностью. Контракт на наем жилья был заключен на имя Эмери и заканчивался через месяц.
Фоллон поднялся следом за братьями в их гостиную. Прислуга, привыкшая к поздним возвращениям господ, вероятно, удивилась, когда братья явились домой еще до полуночи, однако своего присутствия никак не обнаружила – это было здесь запрещено.
Комнаты прибирались в отсутствие хозяев; в леднике под кухней всегда имелось некоторое количество продуктов и вина, так что постояльцы могли, если им хотелось, перекусить дома. В особенных случаях на кухне оставляли записку, где указывали время предстоящего обеда и желательный набор блюд. Впрочем, братья были жильцами нетребовательными и обычно довольствовались содержимым ледника и кладовой – холодной говядиной, фруктами, мягкими круглыми хлебцами, хрустящими печеньями с тмином, маком и фисташками.
Фоллон с некоторой опаской уселся в легкомысленное плетеное кресло, подумал немного и подсунул под локоть маленькую шелковую подушку с кисточками. Подушка выскользнула и упала на пол. Фоллон хмуро посмотрел на нее.
Ренье легко вбежал по ступенькам, зажимая под мышкой початую бутылку сладкого вина.
– Увы, остальное мы выпили, – сообщил он, с размаху плюхаясь на низенькую тахту.
По цветастому покрывалу были разбросаны атласные игральные карты, маленькая арфа, украшенная с роскошной аляповатостью, несколько книжек и с десяток яблок.
Ренье взял яблоко и вонзил в его зубы. Эмери, сидевший в кресле у окна, поморщился.
– Вина? – обратился к неожиданному визитеру Эмери. И, не дожидаясь ответа, забрал у брата бутылку. – Отдай! Где бокалы?
Ренье, жуя, пожал плечами. Эмери пошарил в маленьком буфетике, набитом разной ерундой, вроде ракушек, порванных коралловых бус, мятых открыток с полуодетыми красавицами и «чешуей русалки» в крохотной изящной рамочке.
Бокалы обнаружились и были достаточно пыльными, чтобы сделать вывод: братья имели обыкновение пить прямо из бутылки. Эмери обтер один из них салфеткой, налил вина и протянул Фоллону.
Дядя Адобекк был главным королевским конюшим. Дома, в родовом поместье, его видели редко – по долгу службы он проводил все время в столице, при королевской особе.
Фоллон выпил вина с благодарностью и потянулся за яблоком.
Ренье тем временем устроился поудобнее – то есть развалился и закинул ногу на ногу.
– Ваш дядя отправил меня за вами, – сообщил Фоллон, кисло поглядывая на красивого, беспечного юношу. – Он желает видеть вас дома, поскольку дело, о котором он намерен с вами говорить, абсолютно секретное. О вашем отъезде не следует знать никому. Если вы исчезнете, вас будут искать?
– Да, – сказал Эмери.
– Кто? – спросил Фоллон настойчиво.
– Во-первых, прислуга... – начал Эмери.
– Можно оставить им записку, – вмешался Ренье. – Сообщить, что мы уехали в горы, например. Здешнюю прислугу обычно не интересует личная жизнь постояльцев. А через месяц договор на наем жилья истечет, и нас вообще выбросят из головы... О слугах можно не беспокоиться. Гораздо хуже другое.
Фоллон насторожился, отставил бокал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138