Просто повторила несколько раз: «Всегда будьте внимательны к слугам, своим и чужим. Даже к трактирным».
И вот сейчас Ренье разглядывал Элизахара и пытался понять, кем тот был прежде, чем оказался в услужении у слепой девушки из знатной семьи. Наверное, солдатом, решил наконец Ренье. Может быть, сержантом. Держится уверенно и умеет осадить собеседника, если тот начинает кипятиться.
Разговор вернулся к «концепции безобразного». Несколько человек, в том числе и Софена, отчаянно доказывали право «безобразного» на существование – наравне с «прекрасным».
– Никто еще не нашел объективных критериев, позволяющих определить, что данная вещь является прекрасной, а данная – безобразной! – уверяла Софена. – Объективного критерия попросту не существует!
– Зато существует самый обыкновенный хороший вкус, – заметил Гальен.
– Только не у тебя! – огрызнулась Софена.
– Как сказать. – Гальен явно решил не сдаваться под напором девушки. – Я руководствуюсь теми критериями, которые выработаны человечеством за века существования Королевства. Например, одежда.
Софена сразу напряглась. Она всегда одевалась только в черное, потому что так выглядела аристократичнее. Во всяком случае, по ее мнению. Ее густые темные волосы отнюдь не дружили с гребнем и буйными прядями падали на широкие крепкие плечи. С лица Софены не сходило недовольное выражение. У нее было ужасно много забот с этим несовершенным, глупо устроенным миром.
– Ты хочешь сказать, – вкрадчиво заговорила Софена, – что твои шелковые расшитые кафтаны с пышными рукавами – это красиво?
– Да, – сказал Гальен. – И субъективно, и объективно они очень даже красивы.
– Просто взяты из модного магазина.
– И еще удобны и изящны.
– Дорогой мой, – покровительственным тоном произнесла Софена, хотя в подрагивающих интонациях ее голоса слышалась приближающаяся истерика: девушка была болезненно задета за живое, – дорогой мой Гальен, я из принципа буду одеваться немодно. Зато так, как нравится лично мне. И мне наплевать, что скажут об этом снобы.
– Софена, милая, – решил вмешаться Ренье, – пожалуйста, прости этого франта! Он лишь хотел защитить свое право покупать вещи в модных магазинах!
Но Софена уже вскипела.
– Просто он похваляется своими деньгами!
– Ничего подобного! – рассердился Гальен. – Для начала неплохо бы тебе вспомнить о том, что денег у меня не больше, чем у тебя. Я хотел сказать другое. Лично мне представляется неправильным носить исключительно черное «из принципа». В этом заключена определенная несвобода. Если ты такая независимая, то не должна ограничивать себя одними балахонами отвратительного покроя и погребального цвета. Ты должна с одинаковой легкостью носить и модное платье, и тряпье.
– Я ничего никому не должна! – объявила Софена.
На другом конце стола хором заревели застольную песню. Софена попыталась выдвинуть еще несколько доводов в свою пользу, но ее благополучно заглушили.
– Неприятный вечер, – сказал Ренье и посмотрел прямо на Элизахара. – Вообще-то такие здесь нечасто выдаются. Беднягу Пиндара сегодня здорово допекли.
Молодому человеку вдруг захотелось, чтобы телохранитель Фейнне улыбнулся ему в ответ на этот дружеский взгляд, но Элизахар оставался серьезным, даже немного угрюмым. Точно явился в кабачок по важному делу, а не ради того, чтобы весело провести остаток дня.
«А может быть, он действительно выполняет здесь поручение, – подумал неожиданно Ренье. – Например, изучает общество, в котором оказалась его драгоценная госпожа. Почему бы, в конце концов, и нет? Если бы у меня была слепая дочь-красавица и я отправил бы ее учиться Академию, то непременно поручил бы кому-нибудь из надежных людей приглядеться к прочим студентам. Просто для успокоения. Вдруг среди нас затесался какой-нибудь негодяй?»
И он быстро посмотрел по сторонам – в поисках предполагаемого негодяя.
После довольно долгой паузы Элизахар отозвался, адресуясь исключительно к Ренье:
– Прошу меня простить. Я действительно не должен был приходить сюда.
– Возможно, у вас имелись на то веские причины, – сказал Ренье и чуть покраснел. Ему показалось, что он выдал себя, и собеседник теперь знает все его самые секретные мысли.
– Возможно, – согласился Элизахар и прекратил диалог, отведя взгляд в сторону.
И тут лицо телохранителя странным образом изменилось: глаза его расширились, углы рта опустились. Он уставился на нечто в задымленном углу кабачка с таким видом, словно перед ним неожиданно возник окровавленный призрак.
Ренье проследил за направлением его взора, и ему тоже почудилось, будто там, в углу, копошится темная тень. Темнота сгустилась там чуть более обыкновенного, и некий образ, постепенно принимающий очертания человеческой фигуры, был различим все более отчетливо.
Элизахар заметно побледнел, и Ренье, который пристально наблюдал за ним все это время, удивился еще больше: что так испугало телохранителя? Скорее всего, то темное в углу было просто заснувшим на полу случайным путником, одним из многих, что забредали в кабачок, ничего не зная о том, каковы здешние истинные завсегдатаи. Шум голосов, стук кружек, топот ног и громовое нестройное пение пробудили его, вот он и шевелится в дыму.
Незнакомец выпрямился и встал. Теперь уже Ренье ясно видел, что это – пожилой мужчина с длинной серой бородой и очень некрасивым, гигантским носом. На миг Ренье показалось, что он может сквозь тело бродяги различать каменную кладку стены; однако когда молодой человек моргнул, иллюзия исчезла.
– Ба! – завопил один из студентов. – Да к нам знатный гость!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138