– Я за вами, дети! – заорал он, внезапно возникая посреди комнаты, как сказочный великан.
Эмери, горбившийся возле клавикордов, прищурился и поглядел на дядю критически, а Ренье с боевым кличем повис у него на ноге.
– Сдавайся! – крикнул он.
Сказочный великан взревел и вместе с малолетним воином повалился на пол.
Вошла бабушка. Не обращая внимания на беспорядок, царивший в детской, она заговорила со своим братом:
– Я была бы вам очень признательна, дорогой Адобекк, если бы вы сперва нанесли визит мне, своей провинциальной родственнице, и поведали о причине...
– У, у, у! Ну так узнай, провинциальная родственница, что я намерен взять детей на праздник в столицу – вот и вся причина! – сообщил Адобекк, сидя на полу. – Пусть собираются. Пусть прихватят с собой все самое важное.
– Клавикорды можно взять? – тотчас спросил Эмери.
Не успела бабушка и рта раскрыть, как Адобекк закивал.
– Несомненно! А ты, дружок? – обратился он к Ренье. – Что возьмешь с собой ты?
– Самое важное, что у меня есть, – это я сам, – сказал Ренье.
– Великолепный ответ! – вскричал Адобекк и подбросил мальчишку в воздух.
И он увез братьев на праздник в столицу. Это осталось, наверное, самым ярким воспоминанием их детства.
Столичный город открылся перед ними после двух дней неспешного пути, с остановками, пикниками и музицированием. Адобекк худо-бедно справлялся с клавикордами (он действительно потащил с собой в поход тяжелый инструмент, загромоздив им карету). Эмери слушал дядину игру весьма снисходительно. Сам он играл в те годы, правда, гораздо хуже, зато уже тогда знал – как нужно, и всякое попадание мимо, пусть даже мимо правильной силы звука, воспринимал болезненно.
А Ренье просто наслаждался прогулкой, зная, что скоро она завершится чем-то невероятно прекрасным. От этого предвкушения все сжималось в груди и ужасно хотелось есть.
Столица предстала перед ними, когда они поднялись на высокий холм и остановились там перед последним спуском. Внизу лежала долина, ровная и сухая, а сразу за ней, на противоположном холме, вырастал город. Шесть рядов стен обвивали его предместья, и первая бежала прямо над тонкой речкой. Дальше, рассыпанные по земле, стояли домики с огородами и небольшими садиками.
За первым предместьем начиналось второе, третье – и везде стены, которые по мере приближения к цитадели становились все более высокими и толстыми. Над второй стеной уже вздымались башни, третья была густо утыкана ими, а что было дальше – дети не видели. Но и этого им хватило, чтобы не спать всю ночь, гадая, какой на самом деле окажется столица.
Их пропустили беспрепятственно, и они прошли через ворота четырех стен. Прислуга Адобекка, утомленная пьянством, выглядела так, словно дядюшка заставлял несчастных работать на каменоломне и подвергал их там изощренным издевательствам и пыткам. Сам же господин Адобекк, блестящий вельможа, имел возмутительно свежий вид.
Мальчики ехали на крыше кареты, а в самой карете путешествовали клавикорды. Стены ее были обложены подушечками, чтобы не повредить драгоценный инструмент, – впрочем, куда менее драгоценный, чем тот, которым Эмери владел сегодня.
Когда путешественники проходили сквозь пятые ворота, стражники заглянули было в эту карету, желая выяснить, не скрывается ли там злоумышленник. На самом деле они хорошо знали Адобекка и просто любопытствовали – что тащит с собой на сей раз неугомонный шалун. Увиденное превзошло их ожидания, и уже к вечеру по городу ходили новые россказни о великом чудаке королевском конюшем.
Племянники были далеки от этих сплетен.
Их занимало совсем другое. Центральная часть города представляла собой смешение причудливых башен, витых, многоцветных, с розовыми куполами, которые загорались удивительным золотистым огнем в лучах закатного солнца. Каждый дом простоял достаточно долго, чтобы успеть украситься: здесь – водостоком в виде пьяного господина в затруднительном положении, с удивленно вытаращенными глазами и широко разинутым ртом; там – забавным флюгером с громоотводом; где-то по стенам бежали изогнутые, выполненные в виде сложной плетенки пилястры или обвивал окно причудливый наличник.
Некоторые здания имели форму огромных статуй, так что казалось, будто по городу неподвижно бредут задумчивые исполины. Тонкие металлические и каменные винтовые лестницы обвивали их тела: иногда это были длинные локоны, выбившиеся из прически, иногда – ожерелья, гирлянды цветов, водоросли, распущенный пояс...
Королевский дворец стоял на площади – создавалось впечатление, что дома благоговейно расступились, давая дорогу этой красоте. Тонкие башенки, витые и стройные, галереи с аркадами, в просветах которых мелькали зеленые садики, маленькие павильоны с полупрозрачными крышами, похожими на воздушные пузыри, – все это теснилось за высокой стеной. В этой стене было сделано множество больших арок, которые в обычные дни закрывались тяжелыми металлическими воротами. Однако в день праздника все ворота стояли открытыми и стена выглядела ажурной – она как бы отсутствовала, и всякий любопытствующий мог увидеть почти весь дворец целиком.
Весь день братья со своим знатным провожатым гуляли по городу. Они забрались на несколько домов-статуй и полюбовались оттуда панорамой столицы, потом обедали в маленькой таверне, где Адобекка хорошо знали и подавали самые лакомые блюда. Вечером Эмери играл на клавикордах, и несколько музыкантов заплатили ему две серебряные монеты за песенку про синюю ленточку, утонувшую в реке.
Главный праздник года происходил ровно в полночь дня летнего солнцестояния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138