– спросил Эгрей.
– В таком случае, ступайте в кабак. В Академии голодным делать нечего. Вы пришли сюда утолять духовную жажду, а не физическую. Занятие окончено. Ступайте вон, глупцы и недоумки, а также госпожа Фейнне.
Он быстро протопал к одному из окон, перебросил короткие ножки через подоконник и выскочил на полянку.
Элизахар подошел к оконному проему и некоторое время смотрел ему вслед. Он не слышал, как к нему приблизилась Софена.
– Какой неприятный тип! – проговорила она.
Ей бы польстило внимание Элизахара. Мысленно она уже видела в нем побратима – каким отказался стать снедаемый неуместной похотью Гальен.
Элизахар даже не повернулся в сторону девушки.
– По-своему он очень обаятелен, – проговорил телохранитель Фейнне. – По-своему. Может быть, даже слишком по-своему...
– Что вы имеете в виду? – настаивала Софена.
Он наконец обернулся и посмотрел на нее так, словно не понимал – кто перед ним и для чего «это» здесь появилось.
– Ничего особенного я в виду не имею. Специфический субъект, вот и все. Как, впрочем, и все, кто собрался в этой Академии. Но это как раз закономерно.
Он чуть кивнул ей и направился к Фейнне, чтобы помочь ей спуститься по ступенькам и выбраться наружу. Здания Академии все еще оставались для девушки незнакомыми, и она передвигалась не вполне уверенно.
«Глупо, – подумала Софена, адресуясь к себе. – Никому ты не нужна, моя дорогая. И меньше всех – ему. Разве что Пиндару... Но он поэт, у него собственные представления о жизни и дружбе. Для того, чтобы тебя полюбил Пиндар, тебе необходимо отпилить себе руку и ногу. По-моему, ты еще не готова пойти на подобные жертвы, моя дорогая. Еще нет».
Она горько усмехнулась и выбежала на поляну.
Эмери начал вставать с постели и даже ходить, отчаянно хромая и наваливаясь на трость, на второй день после нелепой стычки возле «Ослиного колодца». Ренье решился посетить занятия. Он взял вторую трость, обвязал себе ногу и тяжело зашагал к садам Академии. Эмери смотрел ему вслед и в который раз уже задумывался о том, почему бабушка так настаивает на соблюдении тайны.
Один из двоих ее внуков – бастард. Это, конечно, не делает особенной чести семейству. Но, с другой стороны, в появлении незаконного сына не наблюдается ничего из ряда вон выходящего. Эмери мог с ходу назвать десятки благородных семейств, где имелись десятки бастардов. Многие из них занимали в Королевстве высокие посты. Иные, носящие то же имя, что и законные отпрыски, прибавляли к этому имени, точно титул, слово «бастард», и ничего! Любые косые взгляды пресекались либо ударом меча, либо арестом за неподобающее поведение.
Почему госпожа Ронуэн выбрала для своих внуков такую странную жизнь? Или, если формулировать еще точнее, – с чем связан ее выбор: с прошлым или с будущим? С тем, что случилось в их аристократическом семействе некогда, или с той участью, которую Ронуэн и ее младший брат Адобекк, личный конюший ее величества правящей королевы, уготовили мальчикам?
Недаром ведь Ронуэн отправила в Академию обоих. Не хотела она ущемлять в правах одного из двоих, как же! Ничего подобного! Бабушка никогда не руководствуется такими сентиментальными мотивами. Она, конечно, от души любит обоих внуков, но, если бы в том возникла надобность, пожертвовала бы образованием одного из них – и глазом бы не моргнула.
Нет, именно потому, что возникла надобность в академическом образовании для обоих, они были и отправлены сюда – оба. Несмотря на риск быть раскрытыми.
Неожиданно Эмери ощутил горячую вспышку любви к брату. Тот уже скрылся за поворотом, ковыляя изо всех сил. Эмери вернулся в постель и потянул к себе нотный лист. Странная, резкая мелодия звенящих шпаг звучала в его мыслях, готовясь превратиться в короткую музыкальную пьесу для клавикордов и высокого женского голоса.
Появление хромающего Ренье вызвало шум и кривотолки. Гальен, похоже, знал о причине дурацкой дуэли больше, чем сам незадачливый дуэлянт. Он хлопнул приятеля по плечу и произнес:
– Ну что, Эмери, все-таки встретил тебя тот офицерик?
Ренье простонал:
– Хоть ты мне объясни, дружище, что там такого произошло!
– Так ты ничего не помнишь? – Гальен расхохотался.
Подошел Эгрей. Он выглядел озабоченным.
– Что случилось?
– Да вот, – почти оправдываясь, ответил Ренье, – глупо подрался с офицерами... Проткнули мне ногу, а я далее не могу сообразить, за что!
– Интересно, – сказал Эгрей, беспокойно оглядываясь.
Гальен все еще смеялся.
– Ну ладно, напомню, – сжалился он над другом. – Несколько дней назад в «Ослином колодце», когда Элизахар явился туда и начал спорить о сущности прекрасного…
– Помню, – сказал Эгрей. – Всем еще показалось странным, что лакей высказывает суждения по эстетическим вопросам.
– Лакей! – фыркнул Гальен. – Для начала, он не лакей.
– Ну, не знаю, как назвать, – отмахнулся Эгрей.
– Чем он тебе так не нравится? – удивился Ренье. – По-моему, нормальный человек.
– Этим и не нравится! – прямо заявил Эгрей. – Терпеть не могу этих «нормальных». Все у них в порядке. Руки, ноги, голова и прочие части тела. Все функционирует, все в полной исправности.
– Но что в этом плохого? – не понял Ренье. – Что-то я перестаю улавливать нить. Ребята, за те два дня, что я болел, произошло нечто странное. Вы все как будто на одной из лун побывали.
– Вовсе нет, – возразил Гальен. – Просто ты успел от нас отвыкнуть. Пока ты хворал, весь мир успел чуть-чуть уйти вперед, так что догоняй!
– На костыле, боюсь, не поспею, – отозвался Ренье. – Я ведь и без того прихрамывал, а теперь и вовсе скособочился. Хорошо еще, что кость не задета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138