Трижды – вполне достаточно.
– Но где он? – не унимался Гальен.
– Подождем еще немного.
– Интересно, – заговорила Аббана, – кто он такой на самом деле? Просто свихнувшийся профессор, автор ученых трудов по оптике? Кстати, этих трудов никто никогда не видел.
– Это потому, что я – практик, – послышался шамкающий голос.
Все трое дружно подскочили на скамье, как будто их укололи сзади. Там, где несколько мгновений назад никого не было, сидел старикашка в живописных лохмотьях и трясся от смеха. Каждый лоскуток на его тощем теле так и ходил ходуном.
Первым опомнился Эмери.
– Позвольте заметить, никакой вы не практик, – сказал молодой человек. – Вы самый настоящий теоретик. Например, это вы выдвинули гипотезу о том, что незрячий человек способен летать. Что для полетов совершенно необязательно воспринимать лучи Ассэ и Стексэ визуально, достаточно обладать тактильной чувствительностью.
– Я? – Старичок почесал голову. – Я разработал теорию? Вы, должно быть, шутите! Что-то не упомню я такой гипотезы...
– Тем не менее вы рассчитали такую возможность и недавно мы провели эксперимент, который убедительно доказал вашу правоту.
– Я – теоретик? Не может такого быть! – Хессицион не мог прийти в себя от изумления. – Впервые слышу. Я всегда был замшелым, суровым практиком. За это меня не любили коллеги в ученых сферах. Но о гонениях на меня – после. Чем это вы здесь занимаетесь, бездельники? Вам надлежит находиться на лекции и внимать каждому изрекаемому слову! Я – теоретик? Вздор! Чушь! Изумительная белиберда!
– Нам требовалась ваша консультация по одному чисто практическому вопросу, – сказала Аббана.
– Женщина в Академии? – Хессицион схватился за голову. – Теперь понятно, откуда взялась и как распространилась клевета на меня. Ваше зловредное племя нельзя подпускать к чистой науке! Вы в состоянии загасить самый яркий пламень знания! От звука женского голоса рассыплется любая, самая удачная формула!
– Почему? – спросила Аббана, стараясь не обижаться.
Старичок прищурил подслеповатые глаза.
– Да потому, – ехидно сказал он, – что любой длинномерный предмет вы принимаете за бусы и начинаете теребить... Я, как чистый теоретик, никогда не допускал, чтобы грязные руки экспериментаторов марали мои изящные, мои стройные, мои стерильные формулы... Ясно вам?
– Нас как раз интересует одна формула, – сказал Гальен.
– Говорите, – позволил старичок, забирая в кулак свою жиденькую бородку. – Я полностью внимание, коллега.
– Это вопрос о дуэли, – начал Гальен. – Существуют давние традиции студенческих поединков. Тема спора была достаточно абстрактной: о сущности поэзии.
– Поэзия! – Хессицион сморщился. – Я бы не дуэль из-за нее проводил. Я бы просто расстреливал всех участников подобных диспутов. Всех, без разбора. Или вешал. – Он задумался, поглядел на небо. – Вешал? – вопросил он самого себя. – М-да. А вы как считаете? – обратился он к Гальену.
– Я считаю, коллега, – сказал Гальен, – что необходимо провести дуэль по всем правилам.
– А, ну да, конечно... Правила. Когда я был молод, я участвовал в семи или восьми дуэлях.
– И как? – поинтересовался Эмери.
– Как? – Старичок меленько засмеялся. – Убил всех восьмерых! Как бы иначе я избавился от своих оппонентов и стал выдающимся светилом науки?
– Вы нам поможете? – спросил Гальен.
– Разумеется! – Хессицион радостно потер сухие ладошки. – Разумеется, помогу. Нужно поощрять естественный отбор среди молодежи. По мне так, чем больше безмозглых школяров перебьют друг друга, тем лучше. Студенты только мешают развитию науки. Приходится их учить, что-то им объяснять, вбивать разные науки в их тупые головы... И спрашивается, для чего? Чтобы потом они остаток жизни управляли поместьем какого-нибудь тупого барона, который целыми днями пропадает на охоте и топчет овес своих крестьян...
Он вскочил и начал бегать взад-вперед, время от времени наскакивая на кресло магистра Даланн, – оно так и осталось стоять перед опустевшими скамьями. Всякий раз сталкиваясь с мебелью, Хессицион останавливался и удивленно глядел на кресло. Затем возобновлял бег.
– Итак, дуэль! – провозгласил он наконец. – В обязанности секундантов входит создание лабиринта. Вы умеете создавать лабиринты, глупые школяры, бездельники, прогульщики, лодыри?
– Нет, – сказал Эмери.
– Я так и знал! В зависимости от степени сложности спора избирается узор. Чем сложнее спор, тем проще узор, чтобы соперникам легче было друг друга убить. Чертежи, кажется, сохранились в одной книге... Впрочем, я могу нарисовать.
Он наклонился и принялся чертить пальцем, но трава упорно отказывалась сохранять рисунок.
– Проклятье! – воскликнул Хессицион.
Эмери подошел и подал ему восковую табличку.
Процарапывая воск до самой деревянной основы, Хессицион изобразил несколько извилистых линий.
– Вот приблизительно так выглядит лабиринт. Его выкладывают цветными камушками. Каждый из противников входит в лабиринт через собственный вход. Непременным условием является запрет переступать границу. Каждый находится исключительно в своих дорожках лабиринта. Самый удобный для близкого контакта участок лабиринта – в центре, но всегда должно быть несколько коварных зон по краям. Секунданты обязаны следить за тем, чтобы границы не нарушались. Сражение – до первой крови. Оба противника должны быть в белом, с головы до ног.
Хессицион уселся в кресло, вытянулся, сплел пальцы на животе.
– Вопросы? – обратился он к своим слушателям.
– Каким должно быть оружие? – спросил Эмери.
– Способным наносить тяжелые колотые раны, – сказал старичок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138