Ему нравились такие вечера: одна гармония не спеша сменяет другую, и каждый тон звучит так точно, так определенно, как будто его задает невидимый капельмейстер.
Он едва успел добраться до кабачка, как дорогу ему преградили.
– Господин Эмери? – сухо прозвучал чужой голос. – Господин студент Академии?
– С кем имею честь? – осведомился Эмери так же сухо и неприятно.
– Вчера вы изволили высказываться по поводу «тупых солдафонов», – сообщили из темноты. Затем раздались шаги, и двое очень юных офицериков вошли в круг света от пестрого фонаря. Разноцветные искорки плясали на их ярких мундирах, на румяных щеках, и оттого оба молодых человека выглядели по-игрушечному нарядными, как будто их только что сняли с праздничного торта.
– Желаете получить удовлетворение? – спросил Эмери.
– Да уж, хотелось бы! – объявил второй офицерик.
– Кого именно из вас, господа, задело вчера мое высказывание? – уточнил Эмери. – Я, простите, этого не помню...
Вместо ответа первый юноша обнажил шпагу и набросился на Эмери.
Эмери едва успел принять оружие, которое протягивал ему второй офицер, и отразить атаку. Он очень скоро понял, что сражение будет непростым: они принадлежали к разным школам. В Академии юношей обучали преимущественно «салонному поединку», который рассматривался больше как вид светского искусства, нежели как военное упражнение, могущее пригодиться в реальном бою.
Разъяренный молодой офицер едва не убил Эмери, и того спасла только быстрота, с которой он успел отскочить в сторону. «В армии все только и норовят зарезать друг друга», – вспомнил Эмери слова Элизахара.
И, словно подтверждая это мнение, молодой человек в мундире полоснул Эмери по бедру. Ногу обожгло, но неприятным показалось не это ощущение, а сырость в сапоге.
– Проклятье! – воскликнул Эмери, отбрасывая шпагу. – Теперь вы удовлетворены?
Юноша хмуро отсалютовал ему и вложил шпагу в ножны.
– Да, – лаконично объявил он, и оба офицерика исчезли в темноте.
– Дурацкая история, – пробормотал Эмери, опускаясь на землю. Он вдруг почувствовал слабость. – Если бы кое-кто следил за своим языком, у его старшего брата было бы куда меньше неприятностей…
Он передвинулся ближе к фонарю и ужаснулся тому обилию крови, которое успело вытечь из раны.
– Наверное, стоит позвать на помощь, – сказал он себе. И посмотрел на дверь кабачка. Расстояние было небольшим, но ведь его следовало еще пройти!
Эмери попробовал встать, но неловко повернулся и снова упал. Слезы брызнули у него из глаз, больше от досады, чем от боли.
– Не будь ты моей ногой, которая еще явно мне пригодится, – обратился он к тупому бревну, которое отказывалось поддерживать его тело, – я бы тебя отрезал собственными руками! И после этого ты смеешь называться частью тела благородного человека?
– Великолепно! – раздался новый голос. – Какое самообладание!
Эмери чуть повернул голову.
– Элизахар! Вы какой-то вездесущий.
– Вы тоже, – заметил Элизахар. – Я только что видел, как вы гуляете по саду – и вот уже успели с кем-то подраться и произносите монологи.
Эмери беззвучно выругался.
Элизахар присел рядом с ним на корточки.
– Шпажная рана, а? – спросил он. – Давайте перетянем ее, пока вся кровь из вас не выбежала на землю. Кровь – она, знаете ли, имеет гнусное обыкновение дезертировать с поля боя.
– Очень смешно, – проворчал Эмери, глядя, как Элизахар перевязывает ему ногу тонким шарфом.
«Надо будет сказать братцу Ренье, что шарф подарила сама прекрасная Фейнне», – подумал Эмери.
– Нет, это мой шарф, – сказал Элизахар.
– Что?
От ужаса сердце ухнуло у Эмери в пятки. Неужели он начал бредить? Что еще, интересно, он успел выболтать в бреду?
– Вы изволите читать мои мысли? – осведомился Эмери, невольно подражая тону офицерика.
– Ваши мысли написаны у вас на лице... Я совершенно не против того, чтобы моя госпожа вызывала нежные чувства у достойных молодых людей. В конце концов кто я такой, чтобы решать, кем увлекаться госпоже Фейнне? Я лишь слежу за тем, чтобы ей не причинили вреда.
– Любовь может причинить очень большой вред, – сказал Эмери.
– Любовь – нет, – возразил Элизахар. – Глупые любовные приключения – другое дело. Но это же не для вас.
– Слушайте, Элизахар, вы как-то отвратительно проницательны.
– Я получаю за это хорошее жалованье... Попробуйте теперь встать. Я держу, не бойтесь.
Эмери поднялся, охнул и привалился к Элизахару.
– Я провожу вас, – предложил Элизахар.
– Нет уж! – фыркнул Эмери.
Не хватало еще, чтобы этот человек увидел их с братом жилище. А если Ренье сейчас бродит по саду Академии, то не исключено, что он вернется домой одновременно со старшим братом. Вот будет замечательная встреча!
– Почему?
– Я содержу любовницу, – сказал Эмери. – Она тупая и одноглазая. Это моя постыдная тайна. Меня тянет к уродливым женщинам.
– В таком случае, вы найдете общий язык с поэтом Пиндаром, – кивнул Элизахар. – Я слушал его сегодняшнее выступление на занятии госпожи Даланн. Бьюсь об заклад, сейчас, в «Колодце», он продолжает развивать те же идеи.
– Пиндар до обидного глуп, – задумчиво проговорил Эмери и попробовал сделать шаг, затем другой. – Получается! – сказал он. – Пожалуй, попробую добраться сам.
– Ну, как хотите, – произнес Элизахар.
Он отпустил руку Эмери и ушел. Дверь кабачка прикрылась и впустила телохранителя Фейнне, а затем притворилась, и Эмери остался один.
Ренье спал крепким сном невинного человека, когда Эмери добрался наконец до дома. Разбуженный грохотом, младший брат был крайне удивлен.
– Кто здесь? – сонно спросил он в темноту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138