– Он делал это не часто. Редко. Но когда делал – так уж делал! И они лежали тихо.
– Твой отец убивал их? – Ренье не мог представить себе, чтобы тихий маленький гробовщик оказался убийцей.
– Нет, не убивал. Они засыпали, а он делал для них кровати. Настоящие кровати. Но сам он никого не просил.
– Твой отец умер? – понял наконец Ренье.
– Умер? – Она заморгала так удивленно, что Ренье прикусил язык.
– Да, – сказал он. – Должно быть, ты просто не знаешь. Я ведь купил у него плащ, вот у него и появились деньги. Должно быть, он потратил их на кровать, о которой ты говоришь.
– Кровать еще не привезли, – молвила она задумчиво.
– Привезут, – обещал Ренье.
– Все-таки он – плохой человек, – проговорила Генувейфа. – Все деньги потратил только на себя. А я два дня хочу есть, а нечего.
– Я куплю тебе покушать, – сказал Ренье. – Только сделай для меня одну вещь.
Он выглянул из-за угла. Так и есть: Эгрей усадил Фейнне на край фонтана и что-то ей рассказывает, а она гладит русалку по ущербному лицу и улыбается.
– Говори, – сказала Генувейфа.
– Там, у фонтана, сейчас сидит парочка. Девушка и с нею студент. Видишь?
Она высунулась вслед за ним и кивнула. От усердия кончик языка показался между ее губ.
– Я хочу знать, о чем они разговаривают. Ты ведь разбираешься в людях, Генувейфа?
– Да, – сказала она. – Например, я сразу разобралась, что тебя зовут не Эмери.
– Это сейчас неважно – как меня зовут. Дорогая, я твой друг, и это – чистая правда. Та девушка – слепая.
– Бедняжка, – прошептала Генувейфа. Слезы потекли по ее загорелому лицу двумя чистыми, обильными потоками и так же быстро высохли. – Бедняжка.
– А парень хочет, чтобы она была с ним.
– Он плохой?
– Это ты сама можешь понять, плохой он или хороший. Но если говорить всю правду...
Тут Генувейфа устремила на Ренье проницательнейший из своих безумных взглядов и принялась кивать с такой силой, что Ренье начал бояться, не оторвалась бы у нее голова. Свалявшиеся волосы и повисшие в них репьи при этом так и подпрыгивали.
– Если говорить всю правду, – с нажимом повтори, Ренье, – то этот парень мне совершенно не нравится Дрянной он человек. Он вовсе не любит девушку. Он просто хочет, чтобы она в него влюбилась.
– Зачем? – удивилась Генувейфа.
– Он хочет украсть ее душу – так, как иногда люди воруют сладости или еду. Кстати, пойду поищу, что бы купить на ужин, – сказал Ренье. – А ты ступай к ним и подслушивай. Только не говори им, что подслушиваешь ладно? И имени моего не называй. Иначе все пропало. Он украдет ее сердце, и будет слишком поздно, чтобы что-то спасать.
Генувейфа поцеловала Ренье в щеку и важно направилась в сторону фонтана.
Ренье быстро зашагал в противоположном направлении. Ему требовалось найти гробовщика и оплатить похоронные услуги по самому низшему разряду, а затем добыть для Генувейфы побольше пирожков и сладкого компота в кувшине.
Генувейфа сидела на краю фонтана и возила в пыли ногами. Она нарочно надула щеки, чтобы выглядеть глупой (отец всегда говорил ей: «Не надувай щеки, не то будешь выглядеть глупо!»), и уставилась в провал между домами – в переулок, где находилась и хижина гробовщика. Странно, что батюшка лежит с таким недовольным видом и не желает с нею разговаривать. Девушка то и дело вспоминала об этом и встряхивала головой.
Эгрей между тем устроил Фейнне с другой стороны пересохшего фонтана, а сам присел перед ней на корточки. Генувейфа отлично слышала, о чем они разговаривают.
– Какое удивительное место, – говорила Фейнне. Здесь так тихо...
– Сейчас все заняты разными делами, – пояснил Эгрей. – Чуть позднее здесь появятся люди, и начнется торжище.
– Какими делами? Кто здесь живет?
– Торговцы и изысканные воры. Они крадут только изящные предметы. Им неважно, насколько дорогой или дешевой может быть вещь. Главное – чтобы она была красивой. На их взгляд, конечно. Здесь можно встретить настоящее море диковин. Раковины из чужедальних стран, которые умеют разговаривать голосами древних заклинателей, жемчужины, хранящие отражения красавиц былого, кувшины, умеющие петь, как влюбленная женщина...
– И мы все это услышим? – спросила Фейнне замирающим голосом.
«О чем он говорит? – удивленно думала Генувейфа. – Как странно. Он говорит о нашем блошином рынке?»
– Я для того и привел вас сюда, – сказал Эгрей, – чтобы вы могли прикоснуться к любой из этих вещей. У нас, думаю, достанет денег, чтобы купить одну из них – ведь все они краденые и, стало быть, стоят недорого.
– Опишите мне это место, – попросила девушка.
Эгрей обвел глазами площадь: обшарпанные дома, забитый грязью фонтан, жалкие статуи, чумазая дурочка, пускающая губами пузыри... И начал:
– Это совсем маленькая площадь. Она окружена крохотными строениями, и каждое из них – произведение искусства. Например, на углу стоит домик, выкрашенный золотой краской. Краска положена так удачно, что не бьет в глаза, но распространяет мягкий свет. Четыре окна украшены лазурными лепными наличниками, а пилястры разрисованы красными цветами. Рядом с этим домом – следующий. Он... э... сделан в форме цилиндра. У него на фасаде есть огромное окно. Погодите, сосчитаю… Да, двадцать маленьких прозрачных стекол в переплете. От этого дом кажется клетчатым.
«Где это он все увидел? – смятенно думала Генувейфа. – Он, наверное, шутит. Неужели такими россказнями можно украсть сердце девушки?»
– Почему никто прежде не приводил меня сюда? – тихонько спросила Фейнне. – Здесь так чудесно!
– Многие из нас имеют собственные заветные места в городе, – проговорил Эгрей, подсаживаясь к Фейнне и осторожно запуская руку вокруг ее талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138