Флаконы, коробочки, безделушки, круже
ва, прозрачность, блеск. Женщины, пройдя через руки массажисток, маникюрш,
парикмахеров, как бы заново отремонтированные, чувствовали себя прекра
сно. Мартина, став маникюршей, вплотную приблизилась к своему идеалу кра
соты, она жила как бы на глянцевых страницах роскошного журнала мод. «Инс
титут красоты» Ц драгоценный камень, упавший в самый центр Парижа, от не
го расходились все расширяющиеся и по мере удаления от центра все менее
заметные круги, окончательно исчезающие в предместьях. Весь Париж был ли
шь футляром для «Института красоты»; его великолепием сверкали площади
Согласия и Вандом, улица Мира, но уже на Больших Бульварах его сияние начи
нало меркнуть, а на Елисейских полях оно вообще становилось едва заметны
м. В Париже, как до этого в лесу, Мартина в первую очередь замечала только и
зъяны Ц облупленные дома, гнойник проституции; ей была ненавистна устал
ая толпа, наполняющая метро после работы, толкотня в магазинах стандартн
ых цен, а в Сене ей чудились утопленники, ее волны казались плохо «уложенн
ыми», уносящими по течению всяческую падаль. Она очень быстро привыкла к
городу и чувствовала себя в Париже, как в родном лесу, сразу превратившис
ь в настоящую парижанку: всегда находила то, что искала Ц новое, блестяще
е, хорошо отполированное, абсолютно чистое. Она утверждала, что любит все
современное и безукоризненное. Особенно Мартина настаивала на безукор
изненности, ей нравилось это слово, и она часто его употребляла.
Мартина и сама была безукоризненна. «Институт красоты» одевал своих слу
жащих в небесно-голубое, блузы менялись ежедневно, а весь женский персон
ал носил белые босоножки на толстых пробковых подошвах. Волосы Мартины л
егко укладывались в любую прическу, а маникюр она делала себе сама, тщате
льно полируя свои длинные блестящие ногти. «Институт» был связан с одним
из «Домов моды», и Мартина научилась покупать на распродажах, ведь у нее ф
игура манекенщицы, и все ей приходилось впору, к тому же она так молода и х
ороша собой, что каждому хотелось помочь ей принарядиться Ц ей все к лиц
у, этой Мартине! Когда она шла по улице, никто не сомневался, что перед ним и
стая парижанка. В том Париже, который она облюбовала, Мартине не хватало л
ишь одного Ц Даниеля. Желания Мартины были скромны, она жила в призрачно
м свете роскоши, и вполне этим удовольствовалась, ее удовлетворила бы и т
ень надежды увидеть Даниеля, пусть даже издали, как случалось в деревне. З
десь, в Париже, не было никакой надежды на встречу, а это равносильно смерт
и. Вернуться же в деревню Мартина тоже не могла: перед отъездом, когда Март
ина сказала матери, что навсегда уезжает с мадам Донзер в Париж. Мари отпр
авилась в деревню и под окнами парикмахерской буйствовала и ругалась по
следними словами. Мартине, как несовершеннолетней, пришлось бы покорить
ся и остаться в деревне… Тогда, ночью, после страшной сцены перед окнами с
алона, Мартина возвратилась в хижину. Мать спала… Мартина растолкала ее
и сказала: «Предупреждаю тебя, я приду и повешусь вот здесь Ц она показал
а на большой крюк, на котором висела керосиновая лампа, Ц и оставлю письм
о, что это ты довела меня… Потому что никогда, слышишь, никогда я не буду жи
ть в этом дерьме». Мари принялась причитать тоненьким голосом, походивши
м на плач новорожденного. Мартина ждала. «Уходи, Ц сказала наконец Мари,
Ц убирайся ты, выродок, но не смей никогда показываться мне на глаза». Ц
«Хорошо, Ц ответила Мартина, Ц но и ты не смей посылать за мной. Если я ве
рнусь, то лишь для того, чтобы повеситься вот здесь!» И она еще раз показал
а на крюк, где была подвешена лампа. После всего этого возвращаться в дере
вню…
Нет, тут надо что-то придумать, надо действовать. Во всем огромном мире дл
я Мартины существовал лишь один мужчина Ц Даниель Донель. Она жила в Пар
иже, но Париж Ц без Даниеля… Ее охватывали приступы острой тоски, отчаян
ия.
Так было и в тот вечер, когда она шла под темными, холодными, пустынными ар
ками галереи, между улицами Сен-Флорантен и Руайяль. Погода тоже сказыва
лась. Шел проливной дождь. Мартине было холодно и тоскливо, и она чувствов
ала себя такой же одинокой, как эта пустынная галерея за железной решетк
ой. Мартина возвращалась домой с работы. Она промочила ноги, устала, замер
зла. Утром мама Донзер тщетно уговаривала ее надеть под чересчур тоненьк
ий непромокаемый плащ еще одну вязаную кофточку, и Мартина жалела, что не
послушалась ее. Она ждала, чтобы дождь унялся и можно было, перебежав улиц
у, спуститься в метро, но сколько еще придется ждать? А дождь все лил да лил.
Деревянная мостовая площади Согласия блестела, как огромное озеро, в нег
о вниз головой ныряли фонари, за ними тянулись светлые полосы, в которых б
езостановочным волчком сновали машины. Палата депутатов на противопол
ожном берегу Сены была совсем невидима.
Под арками Ц тени… Мартина подошла к висевшим на железных прутьях промо
кшим газетам, возле них на складном стуле сидел продавец, скорчившись, по
джав ноги и пытаясь укрыться от дождя. Прохожие под зонтиками, с которых т
екли ручьи, бросали деньги, брали газету и ныряли в метро. Автобусы были до
того набиты, что, казалось, им тяжело двигаться с такой начинкой. Обычно М
артина возвращалась домой автобусом, но сегодня это было невозможно, уж
лучше спуститься в метро и в подземном тепле перетерпеть запах мокрой ше
рсти, тяжкие испарения одежды и людского дыхания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80