Для студента у него
было слишком много свободного времени: и летом, и зимой он не слезал с вел
осипеда!
В такие смутные дни ученье, может быть, тоже шло как попало. Тем более что Д
оминике Ц цветочнице, сестре Даниеля Ц надо же было чем-то питаться, как
и самому Даниелю, и мужу Доминики, и их сынишке; вот Даниель и ездил за съес
тными припасами. Но в 1944 году немцы остановили его на дороге, чтобы провери
ть документы, и нашли в корзинке, привязанной к багажнику велосипеда, под
маслом и яйцами, подозрительные предметы: типографскую краску и не бывши
е еще в употреблении штемпельные подушечки. Мэр большого селения непода
леку от деревни Мартины, где хорошее купание на озере, но куда никто больш
е не ходил, потому что немцы частенько наезжали туда с женщинами, потеряв
шими стыд и совесть, так вот мэр этого селения тщетно уверял, что именно он
поручил Даниелю привезти означенные предметы для нужд мэрии. Даниеля от
правили в Френ
Тюрьма близ Парижа.
, и не приди вовремя освобождение… Восемнадцатилетний силач Дание
ль, полный неистощимого веселья, был приговорен к смертной казни. Он чуть
было не превратился в юного мученика, но, счастью, остался просто героем.

А его двоюродные братья, еще слишком молодые, чтобы сотрудничать с немца
ми, ходили с ними купаться на озеро: уж очень они любили купание! Старший ж
е любил и самих победителей, не стесняясь, открыто об этом говорил, за что
его и покарала судьба: внезапно он стал сохнуть, грудь у него ввалилась, он
согнулся, как старик, Ц подумайте, в двадцать лет! Он потерял какое бы то н
и было сходство с Даниелем и братьями и начал смахивать на отца. В деревне
говорили, что он подцепил хворь, купаясь в озере с немцами. Немцы каким-то
средством, кто их знает чем, дезинфицировали воду, а ведь известно: что нем
цу здорово Ц французу смерть. Короче говоря, если два младших его брата п
росто радовались освобождению и тому, что все вокруг них были счастливы,
а сами больше и не пытались «разобраться в чем-либо», то старший покинул с
вою деревню. Ушел он недалеко, всего лишь к отцу Даниеля, который до возвра
щения военнопленных не мог найти людей для работы на плантациях роз.
Что до Мартины, война или оккупация Ц ей все равно; с тех пор как себя помн
ила, она всегда ждала Даниеля. Постоянная мысль о Даниеле была для Мартин
ы основой жизни. Без мыслей о нем она, как продырявленный воздушный шар, по
никла бы, сморщилась, потускнела бы… Значит, это Ц навсегда. Мартина жила
, храня в себе образ Даниеля, и когда этот образ приобретал плоть и кровь, к
огда она встречала вполне реального, живого Даниеля, то испытывала нечто
вроде толчка, удара такой силы, что еле могла устоять на ногах. Мартина, ле
жа в темноте на стульях, думала о Даниеле.
Плита начинала остывать, скоро совсем остынет, а Мартина все не спала и со
всем продрогла.
Она устроилась на стульях, чтобы не лежать рядом с матерью на стиравшихс
я лишь дважды в год простынях, от запаха которых ей становилось дурно. Но п
ровести длинную, бессонную ночь на стульях тоже тяжело. Она могла бы лечь
на стол, но на столе среди объедков возились крысы. Пробегая мимо Мартины,
они задевали за стулья, до нее, однако, не добираясь. Мартина лежала в темн
оте с открытыми глазами и думала о Даниеле Донеле. Наверху справа что-то с
ветилось. Откуда этот свет? Мартина машинально искала глазами дыру в пот
олке, в досках стены.
Вдруг ей стало страшно: а что если этот свет идет не снаружи Ц откуда же о
н тогда?! Может быть, это блестят глаза какого-нибудь зверя, готового прыг
нуть на нее? Откуда взяться зверю там, наверху? Может быть, это птица? Марти
на протянула руку и, дрожа, ощупью, нашла на плите за трубой коробок со спи
чками. Не отрывая глаз от светившегося где-то наверху пятна, она зажгла сп
ичку и скорее угадала, чем увидела, что это статуэтка богородицы. Потрясе
ние, которое она при этом испытала, было почти равносильно тому, какое она
испытывала при встречах с Даниелем Донелем.
Ц Что ты там возишься? Ц крикнула Мари, привстав на постели.
Ц Мама… От нее идет свет! Ц Мартина показала пальцем на статуэтку,
Ц Боже милосердный! Ц Мари вздохнула и улеглась обратно. Ц Они ее с ума
сведут, мою доченьку. Ей только не хватает теперь голоса услышать…
Спичка жгла кончики пальцев… Ночь вновь вступила в свои права. Мартина, ш
ироко открыв глаза и не сводя их со светившегося в темноте пятна, думала о
Даниеле Донеле. Бессонница была упорной, а ночь Ц бесконечной… Сколько
сейчас времени? Может быть, девять часов, а может, и десять… Мать, вероятно,
тоже не спала, потому что внезапно сказала:
Ц Иди! Ночуй у Сесили! Чего доброго нагрянет отец, пьяный как всегда… А ты
сегодня и без того сама не своя, лучше уж тебе и впрямь уйти.
В полной темноте Мартина подхватила свою курточку и проскользнула в две
рь. За дверью ночь была совсем другой Ц свежей, сырой. Мартина бегом проне
слась через грязный двор, проселочную дорогу и вышла на шоссе. Который же
все-таки час? Может, уже слишком поздно стучаться к Сесили? Мартина бежала
по шоссе. Навстречу шли машины, освещая ее фарами, одна, другая… Пока она н
е добежит до церкви, ей не узнать, который час, да и там она увидит часы толь
ко если взойдет луна. Но, поравнявшись с первыми домами, она успокоилась: е
сли у деда Маллуара еще есть свет в окнах, значит, не так уж поздно. Улицы бы
ли пустынны, но окна кое-где светились: у газовщика, у нотариуса, и на площа
ди, в глубине, где стояла церковь. А на темной колокольне, как будто нарочн
о для Мартины, услужливые часы неторопливо пробили десять раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80