А теперь? Теперь он и того не ведает, примет ли его секретарь, узнав, кто к нему пожаловал, или отправит назад, скажет: «Сперва обратитесь к заведующему отделом».
Был бы на своем месте Вахтанг Петрович и не запутай так всего его собственный сынок Малхаз, судьба Годердзи обернулась бы иначе...
Вот, оказывается, как много может сделать совершенно посторонний человек, ежели он обладает силой и протянет тебе руку помощи!
И то вспомнилось ему, как он в первый раз положил Вахтангу Петровичу пачку денег и чуть было не прищемил себе ящиком руку. Да и бедный Вахтанг Петрович едва успел отдернуть свою!.. А какой великолепный тамада он был! Как любил и понимал азарт и степенность подлинно грузинского кутежа! Сколько огня в нем было, вот настоящий человек! Пусть никто другой перед ним не похваляется!..
Уже стемнело, когда Годердзи пригласили в столь знакомый, залитый светом электрической люстры кабинет.
Первый секретарь выглядел утомленным.
Не вставая, он кивнул Годердзи, указал ему на стул — садитесь, мол, и углубился в чтение какой-то бумаги.
Годердзи раза два издали видел его, но никогда не встречался лицом к лицу. Потому он и разглядывал его сейчас.
Секретарю было лет сорок — сорок два. Среднего роста, поджарый, большелобый, с расчесанными на косой пробор порядочно поредевшими черными волосами.
— Слушаю вас,— обратился он к Годердзи и поглядел исподлобья. Глаза у. него были колючие, строгие.
Годердзи ожидал несколько другого начала беседы. Такой сдержанный, холодный, даже враждебный прием обескуражил его.
— Я Годердзи Зенклишвили, бывший директор кирпичного завода.
— Да, я вас знаю,— отозвался секретарь и опять исподлобья глянул на Годердзи.
— Я решился обеспокоить вас по одному вопросу...
— Если не ошибаюсь, вы болели, верно? — осведомился в ответ секретарь, и в его голосе просквозило нечто похожее на упрек.
— Да, болел, теперь вот вроде поправился.
— Ваш завод, вернее, бывший ваш завод, не выполнил квартального плана, это вам, надеюсь, известно?
— К сожалению, очень хорошо известно.
— В чем, по-вашему, дело, почему завод отстает? Видимо, коллектив плохо работает, так?
— Уважаемый первый секретарь, я пришел к вам по совершенно другому делу. На заводе теперь новый директор, и причины отставания ему известны лучше, чем мне.
— Но вам-то, вам почему не должны быть они известны? Разве у вас не болит душа за предприятие, в строительстве и запуске которого вам принадлежит такая...— здесь секретарь запнулся, видимо, хотел сказать что-то другое, но, помешкав, проговорил: — Вы приняли такое участие?
— Когда я там работал, отставания не было.
— Вы хотите сказать, что ваш уход отрицательно подействов на работу коллектива?
— Нет, я не хочу этого сказать и не говорю.
— Так что же вы говорите? — секретарь терял самообладание он повысил голос.
— Я не затем пришел, чтобы о кирпичном заводе говорить.
- А по какому же делу вы пришли? — резко спросил секретарь.
- По личному.
Секретарь осекся. На лице его выразилось неудовольствие. Очевидно, он подумал, что Годердзи пришел с какой-то просьбой. Взял карандаш, покрутил его, поглядел пронзительно на Годердзи и неохотно бросил:
— Слушаю вас.
Годердзи заерзал на стуле — словно на горячие уголья сел.
— Я хочу сдать мой дом со всем, что там есть,— неуверенно проговорил он.
— Ну разве ж это мое дело! — разводя руками, недовольно сказал секретарь.— По этому вопросу вы должны обратиться в райисполком. Туда, где работает ваш сын,— многозначительно уточнил он и жестом дал понять, что аудиенция окончена. Потом, словно ему показалось недостаточным то, что он сказал, добавил: — Дела по сдаче недвижимости, как и купле-продаже, рассматривает исполком.
— При чем тут купля-продажа, я хочу сдать, то есть передать безвозмездно, понимаете,— с достоинством ответил Годердзи, внезапно загораясь гневом.
— Передать или продать? Кому вы хотите продать? — не мигая, враждебно глядел на него секретарь. Он сидел, сведя брови, напыжившись.
— Не продать, а передать хочу, так, безвозмездно.
— Понятно, понятно,— вышел из терпения секретарь.— Значит, вы желаете подарить. Кому же?
- Правительству, государству.
— Что-о? у секретаря вытянулось лицо, и он откинулся на спинку кресла, потом снова подался вперед и уперся локтями в край стола.
- Государству, правительству, кому же еще? — спокойно повторил Годердзи.
Секретарь что-то напряженно соображал. Наконец заговорил, уже мягче и спокойнее:
— Итак, вы желаете ваш дом со всем вашим движимым и недвижимым имуществом подарить государству?
— Да.
— Совершенно безвозмездно?
— Совершенно безвозмездно.
— По вашей воле? — продолжал уточнять секретарь и устремил на Годердзи внимательный взгляд, только на этот раз глаза его смотрели менее сурово.
— По моей воле и с согласия моей жены.
— А нет ли у вас совладельцев? Никто не предъявляет претензии на ваш дом?
— Нет, у меня никого нет...
— А... ваш сын?.. Сын согласен? — осторожно спросил секретарь.
— Сын живет отдельно. От этого дома он отказался по собственному желанию,— негромко проговорил Годердзи.
— Вы все-таки должны его спросить,—- посоветовал секретарь. Он стал даже приветливым.
— Возражать он не будет... не может,— поправился Годердзи.— Я знаю.
Наступило молчание. Тишину нарушало лишь монотонное тиканье стенных часов в дальнем углу кабинета.
— Что вас заставляет решиться на этот шаг, почему вы это делаете? — заговорил секретарь.— Может быть, вас кто-то принуждает или кто-то шантажирует, словом, я хочу сказать,— продолжал он с большей уверенностью,— я хочу сказать, не спровоцировано ли ваше поведение давлением извне?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152