Ни один не сомкнул глаз.
Видения прошлого, обрывки воспоминаний, грустных и счастливых, образы людей, которых уже не было с ними,— весь этот поток кружил и несся перед их внутренним взором и мучил, терзал до самого утра.
Прошлое, обернувшееся сумбурным сновиденьем, так завладело обоими, что время сместилось в их сознании, сегодняшнее переплелось со вчерашним, явь с грезой, и мечта подхватила, помчала их — мечта о минувшем.
* * *
...Бабушка Сидониа взяла с собой маленького Годердзи в заречные поля собирать высохшие кустарники и нарики — принесенные Курой в половодье и выкинутые на берег ветви и обломки стволов деревьев.
Дров на зиму они запасли немного — из лесу натаскали да сволокли с ближних склонов окрестных гор. Дело это нелегкое, потому дрова нужно на зиму приберечь, а теперь, до первых снегопадов, следует обойтись таким топливом.
Поздняя осень.
Сизые облака затянули небосвод. По полю носится вихревой ветер.
У обоих через плечо рогожные мешки перекинуты. Время от времени они снимают эти мешки, сыплют в них собранные ветви, сучья и снова продолжают путь, согнувшись, глядя под ноги.
Темные тучи на горизонте прочерчивает стремительный зигзаг молнии. Но звука не слышно, его поглощают теснины Кавкасиони.
Неожиданно страшный грохот сотрясает землю. Молния, точно сказочный дракон, извивается совсем близко, и снова гром оглушает окрестность. Бабушка крестится. Глядя на нее, и перепуганный Годердзи торопливо бормочет молитву. Это первый в его памяти раскат грома.
...В ограде церкви святого Георгия большое скопление народа. Посередине двора выкосили майскую траву и устроили площадку для борьбы.
Лада Квривишвили, что из среднего квартала, победил всех палаванов из кварталов Кошкеби и Гоха. Сосо Магалашвили в кизиловой, ловко сидящей на нем чохе, как бешеный, носится взад и вперед, сам не свой от ярости, и высматривает молодцев покрепче. Князь всегда стоит за Гоха — самую густонаселенную окраину Самеба. Взгляд его падает на Годердзи.
— Эй ты, выходи вперед! — приказывает Магалашвили и впивается в Годердзи пронизывающим взором. На глаз меряет силу его рук, плеч, голеней и икр.-- Из железа отлит этот чертов сын, а?! Коли он обладает еще и ловкостью, из него выйдет непобедимый палаван! — с восторгом восклицает князь Сосо и выталкивает Годердзи в круг.— Ежели одержишь победу, этот кинжал будет твоим! — И он демонстрирует Годердзи свой кинжал с серебряной рукояткой в посеребренных ножнах.
Руки Квривишвили, точно железные клещи, впиваются в плечи юного Годердзи. Левша Лада такой напористый и так стремительно кидается в атаку, что, верно, обратит в бегство и разъяренного быка.
Он снова и снова атакует Годердзи, стремится поддеть его своим прославленным шуакаури — подсечкой. Большой палец правой ноги у него такой мощный, что поддень он колесо арбы, выбьет начисто обод вместе со спицами.
Однако и Годердзи парень не промах. Он сперва хорошенечко измотал Ладу, а потом вдруг резко ухватил его за шею, подставил правое плечо, перекинул через себя, и — обе лопатки противника оказались прижатыми к земле...
Магалашвили, сорвав с головы папаху, швыряет ее оземь и хохочет громко, во все горло.
Зурна играет «сацеквао» — танцевальную, победитель Годердзи, как положено, обходит в танце один круг по площадке...
И вдруг глаза его встречаются с глазами Малало.
Первый удар грома, первая молния...
Первое приглашение к танцу...
Первая встреча...
Первая любовь и первое свидание у шавдатуашвилевского сеновала...
...И вспомнилась Годердзи та памятная встреча с Каколой, когда сельский староста пригласил юношу в свой сад, доверился ему, открыл сердце, дал ему взаймы денег и определил в артель плотогонов на паях.
...Плывут, скользят по Куре чисто связанные из белых бревен нарядные плоты, плывут из самой Ахалдаба в Мцхета. Годердзи стоит с шестом. Плотогоны начеку. Начинается самый опасный участок пути: они вошли в теснины Бериклдэ, что возле Карели. Здесь мать-Кура собирает воедино все свои рукава и несется бешено, и в узком ее русле плот так качает и подкидывает, что у кого хочешь голова закружится.
Слева, близ села Брети, возвышается крутой желтоватый утес, который тянется дальше длинным скалистым гребнем вдоль берега вплоть до самого Урбниси.
Вспененные стремительные волны швыряют плот к скале. Почти отвесная огромная скала прижимает Куру к своей груди и заставляет ее отступить вправо.
У Бериклдэ немало плотов разбивалось. Потому на головном плоту с шестом стоит Ила. Правда, постарел он, силы у него не те, что когда-то, но это матерый речной волк, искушенный во многих схватках со стихией, он знает Куру наизусть. В половодья и вообще в опасных местах Ила всегда на головном плоту.
— А ну, парень, благослови свою десницу! — перекрывая шум реки, орет Ила.— Как только я тебя окликну, загребай вправо изо всей мочи, не то расшибет нас о скалу!
Напрягаются стальные мышцы Годердзи, набухают жилы, и могучая сила юноши подчиняет себе плот, заставляя его медленно обойти грозные выступы Бериклдэ...
Тяжело дыша, Годердзи довольно улыбается. Прочно, устойчиво, широко расставив мускулистые ноги с закатанными по колено штанинами, стоит он на покачивающемся плоту. Влажный от водяных брызг, мощный бронзовый торс его поблескивает на ярком солнце.
— Ну, слава тебе, господи, пронесло! Теперь до самого Уплисцихе, бог милостив, ничего, потом возле Карсани туговато придется, а там ужо и поклонимся светлой Мцхета,— широко осеняя себя крестом, говорит Ила.
...Разжигают костер на посыпанных землей бревнах плота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152