Правда, «коттедж» все еще не был оформлен как личная собственность Вахтанга Петровича, вероятно, нельзя было это сделать сразу, поскольку он был выстроен на государственные средства. Поэтому дом числился в инвентаризационной книге райкома. Но калбатони Виола не сомневалась, что рано или поздно этот коттедж, возведенный по ее собственному вкусу и под ее непосредственным наблюдением, она получит навсегда.
Едва Малхаз отворил узкую деревянную калитку, лежавший на траве огромный черный дог насторожил уши, лениво поднялся и направился к нему.
— Астор, назад! — послышалась команда по-русски: — Кому я сказала, ну, живо!
Собака тотчас повернула обратно и послушно пошла на место.
Малхаз увидел идущую навстречу ему статную женщину в голубых брюках. Брюки были узки, они так обтягивали ее высокие бедра и полные ляжки, что, казалось, вот-вот лопнут по швам.
Еще не разглядев ее лица, Малхаз мужским чутьем угадал, что она должна быть очень красива. На ней была пестрая навыпуск сорочка с короткими рукавами и туфли на очень высоких каблуках. Бросились в глаза руки цвета слоновой кости. Пышно взбитые белокурые волосы лежали на голове, точно сноп соломы.
— Пожа-алуйте, батоно Ма-алхаз, пожа-алуйте,— нараспев, мягко выговаривая слова, произнесла женщина, протягивая ему холеную руку с длинными, поблескивающими перламутровым лаком ногтями.
Малхаз на мгновение замешкался, растерялся, не зная, как быть: поцеловать ли руку даме по приобретенной в министерстве привычке или просто пожать. Он подумал, что жене партийного работника, может, и не следует целовать руку, и поэтому протянул навстречу обе свои руки.
Только после этого он поднял на нее взор и поразился, до чего же она красива:- отененные длиннющими ресницами глаза ее искрились, сверкали. Кожа была чистой, гладкой. Уши украшали висячие серьги с крупными рубинами. На белоснежной шее поблескивала серебряная цепочка с брелоком, который при малейшем движении раскачивался, точно маятник.
Она уверенно взяла его под руку и повлекла к дому, касаясь его упругим бедром.
— Я познакомлю вас с моими друзьями,— пропела она и, вытянув шею, заглянула Малхазу в глаза, как бы желая узнать, обрадовала ли эта перспектива гостя или нет.
На лужайке, окаймленной кустами сирени, в шезлонгах сидели, вернее, лежали две дамы.
Обе были поглощены оживленной беседой.
Здесь же стояли складные алюминиевые стулья. Сиденья и спинки, как и на шезлонгах, были из полосатой ткани, и эта пестрота очень живописно выглядела на фоне густо-зеленой листвы. На алюминиевом столике стояли бутылка коньяка, фрукты и какие-то сладости.
При появлении хозяйки в сопровождении незнакомого молодого человека обе женщины смолкли и беззастенчиво уставились на гостя.
Они глядели на него так требовательно и строго, что Малхазу стало не по себе, он чуть не споткнулся.
Дамы продолжали высокомерно разглядывать смутившегося молодого человека, даже не удостоив его ответом на приветствие, не пошевелившись. Им, вероятно, и в голову не могло прийти изменить позу, сесть.
— Это жена-а на-ашего выдаю-ущегося парти-ийного и общественного деятеля Диомидэ Амберкиевича Гваладзе, калбатони Сириноза,—представила хозяйка одну из возлежащих дам, - а это супру-уга на-а-шего знамени-и-итого ученого, академика Самсона Никифоровича Трапаидзе, калбатони Маруся,— представила она вторую. И добавила: — Вы, вероятно, знаете их супругов?
— Да, знаю,— солгал после короткого колебания Малхаз, чтобы не сконфузить чопорных дам, которые сурово глядели на него и словно приказывали: «Скажи, что знаешь».
— Откуда знаете? — немедленно в упор спросила супруга академика и хотела было приподняться, однако спинка оказалась слишком сильно откинута, и, не имея опоры, она повалилась обратно.
— Нет, не лично...— Малхаз на мгновение утратил дар речи, замялся и с трудом нашел слова: — Но мне хорошо знакомы эти имена.
Дамы ничего не ответили. Воцарилось неловкое молчание.
— Вато-о! Ватуня! — крикнула в это время хозяйка и хлопнула в ладоши.
Вато-Ватуня оказался ни больше ни меньше, как сам Вахтанг Петрович.
Он уже направлялся к ним и, приветственно улыбался.
Первый секретарь был в голубой домашней пижаме, отделанной крученым темно-коричневым шнуром, с темно-коричневыми же бархатными накладными карманами и воротником. Пуговицы застегивались петлями-восьмерками, тоже из шнура.
Вахтанг Петрович ласково потрепал Малхаза по плечу, пододвинул ему стул, приглашая сесть, уселся напротив него и закурил сигарету.
— А где Лика, Виола? — спросил он.
— Лика здесь! — раздалось в это время из-за кустов.
В тот же миг ветви сирени раздвинулись, и между ними протиснулась стройная высокая девушка, удивительно похожая на мать.
— Лика, платье испортишь! -- пропела Виола.
— Мама! — резко отозвалась дочь.
Потом приподняла и без того короткое платье и плюхнулась на складной стул. Из-под платья мелькнули умопомрачительно округлые белоснежные бедра, смутившие Малхаза и заставившие его отвернуться.
— Познакомься, Лика, это Малхаз Зенклишвили,— как-то чересчур ласково сказал Вахтанг Петрович. Малхазу показалось, что слова эти секретарь произнес то ли с опасением, то ли с робостью.
— Малхаз? — переспросила девушка и громко рассмеялась, потом повернула к гостю свою изящную головку и устремила на него долгий взгляд. Она смотрела на него некоторое время, потом опять засмеялась.
Малхаз не мог понять, чему она смеется. Явно было, что смеется она над ним. Возможно, ей рассказали о нем что-либо смешное, и она вспомнила это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152