Вахтанг Петрович, надо отдать ему ДОЛЖНОЕ, был ЧЕЛОВЕКОМ тактичным и старался делать вид, что НИЧЕГО НЕ замечает, но временами с тайным беспокойством поглядывал на ОЖИВЛЕННО воркующую пару. Он ХОТЕЛ встретиться глазами с Марикой и взглядом приказать еЙ вернуться к нему.
Однако упорное ухаживание Малхаза увлекло и Марику. Возможно, ей просто хотелось раззадорить секретаря: известно ведь, что женщина всегда рада пробудить ревность мужчины, который ей небезразличен. А возможно, у засидевшейся в девицах подруги секретаря зародились и иные соображения: ведь Малхаз был завидным женихом, а Вахтанг Петрович при всех его достоинствах мог оставаться только любовником.
Первый секретарь ничем не проявлял, что он оскорблен. Он продолжал вести стол с присущими ему блеском и удалью.
Каждый тост тамада произносил, поднимаясь на ноги, и говорил так витиевато и так долго, что за это время можно было успеть выспаться. При этом он не сводил глаз с флиртующей пары. Иной раз он поглядывал на них с такой улыбкой, будто хотел сказать: «Эй, Малхаз, желторотый слюнтяй, ты мне совершенно не опасен! Эта госпожа, сколько бы она ни кокетничала с тобой, все равно спать пойдет со мной, а тебя оставит с носом. Женщина силу любит. У меня есть именно та сила, которой не хватает тебе, потому что ты пока — малосольный огурчик и ничего больше. Птенец, знаешь ли ты, с кем тягаешься?..»
С крамольной пары не сводил глаз и Годердзи.
У него сердце лопалось от злости, и единственное, чего он жаждал, это вскочить, схватить своего оболтуса сына за шиворот, встряхнуть его, как мешок, и швырнуть куда-нибудь в угол, а эту Марику, учителку, сперва оттаскать за патлы, потом спустить кувырком с лестницы и вслед обложить ее своим знаменитым, на изумление крепким шестиэтажным матом.
«Неужто на свете женщины перевелись, что этот паскудник за чужой шлюхой увивается? — в бешенстве думал Годердзи.— Ишь, обнаглел-то как, на избранницу первого секретаря полез! Или он думает, что это ему простится? Ты, братец, укатишь в Тбилиси, а все шишки на меня посыплются!»
Но неожиданно начавшийся «роман» оборвался так же неожиданно.
Посреди всеобщего веселья Малхаз куда-то испарился, бросив разгоряченную вином Марику на попечение подвыпивших сотрапезников.
Марика сперва загрустила и потухла, но потом, слегка поколебавшись, встала и без лишних церемоний подсела обратно к тамаде.
Все воочию увидели, что Вахтангу Петровичу это доставило явное удовольствие.
Непонятное исчезновение сына окончательно разъярило Годердзи. Он и сам не ожидал, что бесславное бегство Малхаза с «поля битвы» так заденет его за живое. Честно говоря, этому бесславному бегству сына он предпочел бы обрести в лице секретаря ярого врага. Оказывается, иной раз гордыня превыше всякой выгоды!..
«Сукин ты сын,— думал Годердзи,— куда же ты лез, ежели сил не имел? Куда тыркался, как слепой щенок? А теперь получи лось, что и этот человек зло затаил, и ты сам ничего не добился, с полдороги сбежал!.. Ну и счастье же у меня! Ежели ты во всем такой размазня, одна ученость тебе не поможет, дурень несчастный!..»
Ко второй встрече сына с Вахтангом Петровичем Годердзи готовился с волнением и беспокойством, опасался, как бы секретарь не попомнил былой обиды. Новая стычка, возможно, окончательно бы развела их в стороны и сделала бы непримиримыми врагами.
Но первое же слово тамады сразу его успокоило. Не зря, видно, считался Вахтанг Петрович многоопытным прозорливым человеком. Он так расхвалил подоспевшего к застолью Малхаза, что стоявшая под дверью Малало то и дело утирала слезы концом своей новой, модной шали.
В тот вечер Малхаз вел себя совершенно по-другому: засматривал секретарю в глаза, не упускал возможности с ним заговорить. Когда Петрович провозгласил тост за него, Малхаз в подобающий момент встал, подошел к нему с полным бокалом в руках и с превеликой почтительностью возблагодарил за честь.
Бежико Цквитинидзе, сидевший близ секретаря, потеснил гостей, освободил место и усадил Малхаза рядом с Вахтангом Петровичем.
Секретарь и Малхаз тотчас завязали оживленную беседу. К радости Годердзи, они так расщебетались, казалось, закадычные друзья встретились после долгой разлуки.
Вот тогда Малхаз и показал себя, развернулся вовсю: потребовал соседскую гитару, ударил по струнам и пошел их перебирать, да запел-зажурчал и до того очаровал Вахтанга Петровича, что тот обнял его, привлек к себе, облобызал и уже весь вечер от себя не отпускал.
Третья встреча Малхаза с Вахтангом Петровичем оказалась для Годердзи особо памятной. Тогда Малхаз уже преподавал в самебской школе.
...За столом сидело всего несколько человек.
Огромная столовая была празднично освещена.
Петрович тамадовствовал с жаром, с пылом, провозглашал тост за тостом и каждый бокал осушал конечно же до дна.
Малхаз и на этот раз сидел с ним рядом и так блистательно развивал каждый его тост, так согласно ему подпевал, можно было подумать, что этот обильный стол накрыт лишь для того, чтобы оба они изощрялись в краснобайстве.
Малало в кухне пекла картлийскую каду - со сладкой сердцевиной. Как-то однажды, на свою беду, она поднесла секретарю эту каду. Вахтангу Петровичу до того понравилось яство, что после того всякий раз, бывая у них, он только каду и требовал. Бедная Малало вынуждена была часами простаивать над раскаленной плитой, чтобы побаловать дорогого гостя.
Годердзи, конечно, сидел с гостями, но как заботливый хозяин время от времени выходил из-за стола, чтобы велеть подать какое-либо блюдо и наполнить высокогорлые кувшины собственноручно выделанным тавквери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152