Потому лучше вообще и не заикаться, во что вам это дело обходится,— поучал главный бухгалтер своего начальника.— Еще и потому лучше, что в такое бескорыстие все равно никто не поверит, бог весть чего только не придумают, в каких только грехах не обвинят. Поверь мне, эту твою благотворительность лучше держать в тайне!..
Ни отец, ни сын никому и не говорили, во что им обошлась реконструкция школы.
Но Вахтанг Петрович, который хорошо знал подобные дела, сразу же разгадал, что необычайно быстрый темп строительства в первую голову является результатом предприимчивости и сноровки управляющего самебской базой Лесстройторга.
В трудах, заботах и хлопотах незаметно пробежал целый год, и Малхаз порядком устал.
— Конца не видно этой свистопляске, — махнув рукой, говорил он обыкновенно, когда его спрашивали о строительстве.
А очень скоро Малхаз поймал себя на том, что школа его уже не привлекала...
Правда, он пока еще сам себе не хотел в этом признаться и думать об этом не хотел, но с каждым днем все больше это чувствовал.
Но ученики и педагоги продолжали по-прежнему восхищаться своим директором.
Правда, он оказался не ахти каким приветливым, и на лице его редко можно было увидеть улыбку, но все это приписывалось большой учености, и его гордая отчужденность внушала еще большее уважение.
— А что, не станет ведь он со всякими водиться,— оправдывали Малхаза его сторонники. А сторонников и поклонников у него в Самеба было предостаточно.
И вот именно в тот критический момент, когда охлаждение школе должно было завершиться каким-то поворотным шагом, Малхазу явился спасителем Вахтанг Петрович и предложил перейти в райком.
Разбитый бессонной ночью, истомившийся в догадках, какую же должность для него имеет в виду Вахтанг Петрович, Малхаз в половине второго уже сидел в его приемной.
«Наверное, предложит мне место инструктора, не иначе. Ведь на партийной работе я никогда не был, никакого поста не занимал. Ничего, инструктор райкома все-таки лучше, чем директор школы. Людей узнаю, и они меня узнают, буду в центре событий»,— размышлял, сидя в приемной, Малхаз и нетерпеливо поглядывал на часы.
А в кабинет первого секретаря непрерывным потоком входили и выходили люди — знакомые и незнакомые молодому Зенклишвили.
Смазливая и стройненькая секретарша (Вахтанг Петрович умел подбирать людей!) прямо-таки разрывалась: она одновременно говорила по двум телефонам и то и дело исчезала за тяжелыми, обитыми дерматином дверями, чтобы, выбежав обратно, снова броситься к телефонам и опять кричать что-то в трубку пронзительным голосом.
Малхаз не понимал, что она кричала. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и вроде и был здесь и не был.
Поэтому он сразу и не осознал, когда секретарша сказала ему: «Вахтанг Петрович вас просит». Откуда-то издалека донеслись до него эти слова. Хорошенькая секретарша стояла у порога распахнутой двери и, улыбаясь, приглашала его.
Вахтанг Петрович показался ему погруженным в думы и непривычно надменным.
Любил первый секретарь подчеркивать значительность иных минут...
Малхаз увидел, что на письменном столе секретаря лежит его личное дело. Секретарь взял его в руки и начал листать. Значит, специально затребовал заранее и просмотрел.
— Товарищ Зенклишвили.— Малхаз опешил, ведь так официально первый секретарь никогда к нему не обращался. «Не передумал ли он?» — испугался Малхаз. И вдруг: — Не поехали бы вы учиться в Москву, в Академию общественных наук?
Хотя отрицательный ответ на это предложение у него возник в ту же секунду, Малхаз отказался не сразу.
Чтобы не поставить секретаря в неловкое положение, он сердечно поблагодарил его за «доверие», потом с хорошо разыгранным сожалением рассказал ему, что он только-только взялся за диссертационную тему, что уже подготовился к сдаче кандидатского минимума, и потому, дескать, предпочитает оставаться в Самеба.
— Ну так что ж,— возразил секретарь,— разве не лучше вам будет работать над диссертацией в Москве? Три года вы будет полностью обеспечены, пишите свою диссертацию, там и руководитель у вас будет, ведь эта академия по существу та же аспирантура!..
— Тема у меня такая, что я обязательно должен находиться в Грузии с ее музеями, архивами и научными центрами,— деликатно, но твердо отвечал Малхаз.
Вахтанг Петрович слушал его со вниманием и некоторым даже любопытством. Спросил, какая же это тема. Узнав, что директор школы работает над историей Самеба, одобрил его начинание и пообещал содействие.
Терпение Малхаза истощалось...
В какой-то момент его обуял страх, что Вахтанг Петрович наверняка раздумал переводить его в райком.
А он ведь уже привык к этой перспективе, и воображение успело нарисовать ему столько соблазнительных картин работы в райкоме и стремительного продвижения по службе, что какой-то новый поворот дела причинил бы ему большую досаду и разочарование.
Вахтанг Петрович сидел молча. Время от времени он взглядывал на Малхаза исподлобья, продолжая изучать его личное дело.
«Видно, ничего не выйдет»,— утратил надежду Малхаз, и ему непреодолимо захотелось вскочить со стула и тотчас покинуть эту душную, молчаливую комнату.
— Не хочешь, воля твоя,— проговорил наконец Вахтанг Петрович.— Мы тоже не станем тебя принуждать. Тем более что такие люди, как ты, здесь нам очень нужны. По правде говоря, предложил я тебе это потому, чтобы узнать твое отношение к науке и повышению своей квалификации. Ну, а если ты уже выбрал себе тему и думаешь серьезно над ней работать, что ж, тебе и карты в руки!
Вахтанг Петрович смотрел на него в упор, не мигая, точно стремился заглянуть в самую душу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152