С того дня в ДОМЕ, ЕЩЕ вчера их собственном, они стали гостями...
* * *
На СЛЕДУЮЩЕЕ утро супруги отправились осматривать старый дом.
УЖЕ издали завиднелся крытый дранкой домик с голубым балконом и трехступенчатой ЛЕСЕНКОЙ. И хотя вокруг выросло МНОЖЕСТВО новых более или МЕНЕЕ богатых и красивых домов, этот обветшалый скромный двухкомнатный домик показался им самым уютным и милым.
К их УДИВЛЕНИЮ, кирпичные СТЕНЫ НЕ ВЫЦВЕЛИ, НЕ ИЗМЕНИЛИ СВОЕГО первозданного красного цвета. Это их порадовало.
Зато кровля почернела, дранка КОЕ-ГДЕ погнила, местами поросла мхом.
Двор сплошь зарос ярко-зеленым щетинником. До хлева, казалось, рукой дотронься — и рассыплется в прах. Крышу курятника разорил ветер, свинарник так скособочился, словно задумал улечься набок.
Малало и Годердзи долго стояли за разъехавшимся и полегшим в разные стороны деревянным забором и, положив руки на заостренные доски, молча созерцали давным-давно покинутое гнездовье.
Обоими владело такое чувство, словно они встретились с восставшим из мертвых старым другом...
С печалью и сожалением смотрели они на одичалый и захиревший очаг, где провели столько счастливых дней и где теперь живут лишь образы, лишь воспоминания — сладостные, будоражащие кровь и бередящие душу...
Малало не выдержала больше этого стояния за оградой. «Войдем»,—- сказала она, сняла проволочное кольцо, надетое на два кола — ограды и калитки, приподняв ее слегка, отворила и шагнула во двор.
Годердзи последовал за ней.
Когда они поднялись по скрипучим ступенькам и ступили на некрашеный деревянный пол балкона, Годердзи поднес ко рту сложенные лодочкой ладони и, громко прокричав «Хау, хау!», с силой постукал об пол каблуком. В пустых комнатах гулко, точно в квеври, отдался его густой голос.
Когда-то в далеком детстве так учила бабушка: если входишь в покинутый дом, подай голос, пусть стены и потолок почувствуют твой приход, а злые духи, кои там угнездились, испугаются и сбегут...
Комнаты показались им очень уж тесными и низкими, точно их обрубили со всех сторон и потолок книзу спустили.
Выпрямившись в полный рост, Годердзи почти касался потолочных балок своим поседевшим, но все еще густым чубом. Вот и вернулась старая привычка — войдя сюда, он ссутулился, и вспомнилось ему, что в дни юности, как только он входил в дом, сразу же начинал сутулиться.
«Да,— подумал он,— дома с высокими потолками велят человеку ходить распрямившись, с поднятой головой...»
При каждом шаге Малало и Годердзи с потолка сыпалась им на голову то ли земля, то ли песок. Правда, потолок был оклеен теперь уже выцветшей синей бумагой, но от времени она так пересохла и сморщилась, точно вымя старой буйволицы.
Окна производили не менее жалкое впечатление: в рамах, выкрашенных темно-синей, порядком облупившейся краской, не было, пожалуй, ни одного целого стекла: почти каждое было составлено из маленьких неровных кусков. В швах темными полосками засела многолетняя пыль.
Стены крошечной кухоньки, пристроенной позже, сплошь затянуты паутиной.
317
Кухоньку Годердзи пристроил после возвращения с фронта. Одна ее стена была оклеена старыми газетами. Газеты пожелтели, растрескались. Годердзи вытянул шею, разбирая выцветшие буквы заголовков. Газеты были датированы тысяча девятьсот сорок шестым годом.
— Эгей, сколько времени прошло! — проговорил он и с улыбкой взглянул на Малало.
Взглянул — и внезапный страх охватил его: что было бы с ним, не будь рядом этой доброй, преданной, любящей женщины!
— Малало, моя Малало! — качая головой, проговорил Годердзи и своими тяжелыми, аршинными руками обнял жену за шею.
Малало встрепенулась внутренне и замерла. Ласка Годердзи всегда ее волновала.
Долго стояли они так.
У калитки раздался шум мотора.
Из «Волги» вышел секретарь райкома.
— Здорово, новоселы! — бодро приветствовал он супругов.
Годердзи поспешил ему навстречу. Повел к дому. Ему постепенно все больше нравился этот внешне колючий, но прямодушный и деятельный человек, который умел открыто и безбоязненно проявлять свое отношение к людям.
Годердзи всегда предпочитал пусть грубых, неотесанных, но открытых людей, они в его понимании были более искренними и чистосердечными, чем вежливые, уравновешенные и сдержанные. Это, вероятно, была дань тем давно МИНУВШИМ временам, когда люди имели смелость неприкрыто и нелицеприятно высказывать свое мнение.
— После вашего дворца здесь на первых порах вам придется трудновато,— с улыбкой обратился секретарь к Малало.
— Было бы здоровье и согласие, а человек всюду выдержит,— со спокойным достоинством заговорил Годердзи,— этим он и отличается от животного. Какой бы трудной ни была жизнь, если душа спокойна, человеку все по плечу. Но если душа не на месте, жадность ее одолевает, страсти ненасытные мучат, с ума сводят, тогда нигде он покоя не найдет. Это я на себе самом испытал, потому говорю.
Беседа могла принять нравоучительно-философский характер, и секретарь не поддержал ее, видно не желая углубляться. Он обошел дом кругом, потом поднялся по лесенке, заглянул в комнаты, поинтересовался, не протекает ли кровля.
Под конец он осторожно предложил супругам: «Если пожелаете, выделим вам вместо этого двухкомнатную квартиру в коммунальном доме». Получив твердый отказ, предложил помочь добыть материалы для ремонта дома, пообещал прислать грузовик для перевозки вещей и в конце концов ухитрился остаться с Годердзи наедине.
— Уважаемый Годердзи,— голос секретаря звучал необычно мягко, и смотрел он на собеседника благожелательно,— мы подумали и решили, что вы, всю жизнь проведший в труде, в работе, возможно, почувствуете себя на пенсии как бы выброшенным из родной стихии, тем более что силы и здоровье у вас крепкие, потому мы хотим предложить вам одно дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152