Я не дрогнул, не повел бровью и ничем внешне себя не выдал. В сущно
сти, когда первое потрясение миновало, новое ощущение не показалось непр
иятным. Я оформился; я Ц тот самый человек, который злоупотребляет выраж
ением «в сущности». Я Ц тот человек, который стоит в вагоне метро и размыш
ляет о намазывании тоста маслом Ц и не просто тоста, а с изюмом: когда выс
окий, хрусткий скрип масляного ножа приглушается редким соприкосновен
ием с мягкими, распаренными тельцами изюминок, а если изюмина сидит в мяк
ише точно по линии разреза, она иногда вываливается, когда берешь ломтик,
целая, хоть и со вмятинкой. Я Ц человек, величайшими открытиями которого
скорее всего будут нюансы пользования туалетными принадлежностями в о
дежде. Я Ц мужчина, но далеко не той величины, какой надеялся достичь.
Поднимаясь на эскалаторе на поверхность, я попытался воскресить первон
ачальную боль, вызванную открытием; я много слышал о людях, переживших вн
езапные озарения, но сам столкнулся с таким впервые. К тому времени, как я
вышел из метро, я решил, что недавнее событие достаточно серьезно, чтобы о
тметить его, пусть даже ценой опоздания, кофе с кексом в какой-нибудь хоро
шей кофейне. Но пока я наблюдал, как девушка торопливо расправляет пакет
ик для моего пенопластового стакана и завернутого в салфетку кекса, так
же расслабленно всплескивая кистью, как делала мама, когда стряхивала гр
адусник (ведь это самый быстрый способ открыть пакет), потом осыпает поку
пку пригоршнями пластмассовых ложечек, пакетиков с сахаром, салфеток и к
усочков масла, меня вдруг потянуло в офис: я с нетерпением ждал обмена утр
енними откровениями с Дэйвом, Сью, Тиной, Эйбом, Стивом и остальными, когда
, прислонившись к дверным косякам или перегородкам, смогу описать, как пр
оцесс развития моей личности вдруг застопорился прямо в метро, и я стал н
овехоньким взрослым. Я оправил манжеты и толкнул вращающуюся дверь, напр
авляясь на работу.

Глава восьмая

Позднее я с облегчением и разочарованием обнаружил, что отнюдь не застыл
в своем развитии, как мне казалось тем утром, но, несмотря на это, продолжа
л считать памятный день примечательной вехой, сменой этапов, какая бывае
т раз в жизни. А теперь запомним, что двадцать три года Ц решительный и оп
ределенный конец моего детства, и предположим, что каждый день у меня воз
никает постоянное количество новых мыслей. (Эти мысли только для меня но
вы и еще необдуманны, даже если остальные считают их избитыми и банальны
ми; реальное количество этих мыслей не имеет значения Ц одна, три, тридца
ть пять или триста в день; оно зависит от эффективности фильтра, отличающ
его повторы от новинок, а также от моей способности мыслить по-новому Ц д
о тех пор, пока она остается постоянной.) Допустим, каждая из этих новых мы
слей, возникнув, не разлагается до определенной степени в процессе анали
за, а скорее остается целостной, чтобы потом в любой момент всплыть в памя
ти, даже если конкретное событие или более поздняя новая мысль, способны
е напомнить мне об этой ранней мысли, никогда не появятся. Известно, что мо
я память начала стабильно функционировать в шестилетнем возрасте. Исхо
дя из этих трех упрощающих допущений, получим: к тому моменту, как в метро
по дороге на работу я вдруг почувствовал себя взрослым, я должен был зало
жить на хранение детские мысли за семнадцать лет (23 Ц 6 = 17). Следовательно, з
аключил я недавно
К этому выводу я пришел, когда быстро вел машину в темноте по шоссе
, где всего за несколько дней до того мусоровоз напомнил мне о железнодор
ожном костыле и фокусе с белым фоном. Я размышлял о том, что лишь переселив
шись в пригород, заметил, как окурки, щелчком выброшенные в щели приоткры
тых окон невидимыми жителями пригородов, едущими впереди меня, падают на
холодное незримое шоссе и рассыпаются крошечным фейерверком табачных
искр, и это зрелище производит на меня такое же впечатление, как последни
е кадры «Рискованного бизнеса»: полуночный поезд чикагской подземки вы
секает во мраке сноп искр, затормозив под надменное «кш-ш!» литавр в убаюк
ивающих электронных ритмах саундтрека, Ц только сигаретные искры были
бледным подобием этой глубокой сцены, еще теплые от чужих губ и легких ос
танки сигарет возникали прямо перед фарами и тускнели в их свете, когда м
ашина оставляла позади подпрыгивающий и вращающийся волчком окурок, чт
о двигался со скоростью 40 миль в час, в то время как машина Ц со скоростью 45
миль. Это напомнило мне, как в детстве при поездках на машине я приоткрыва
л окно, выбрасывал огрызок яблока или груши, впуская в салон свист воздух
а и шум, и смотрел, как мой огрызок удаляется в перспективе, еще продолжая
подпрыгивать и вертеться, внезапно превратившись из предмета, который я
держал в руке, в ничейный предмет, в мусор, валяющийся посреди ничем не при
мечательного, соединяющего два населенных пункта шоссе. И я ломал голову
: неужели люди, швыряющие в темноту окурки, делают это просто чтобы не пачк
ать пепельницу, или глотнуть свежего воздуха, ворвавшегося в приоткрыто
е на четверть окно, или они знают, какими возвышенными мыслями обязаны им
некурящие, и заботятся о нас Ц может, курильщики тоже обращают внимание
на шлейф фейерверков за машинами других курильщиков? А если они с нарком
анской сентиментальностью и эгоизмом ассоциируют эту скоростную крема
цию и рассеивание праха с более длинной траекторией собственной жизни
Ц «ввергнут во мрак в сиянии славы», и т.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56