.. Раньше не хотел. Думал: будет тяжело... Хлопушка разузнал. Твой отец... умер...
У Лян Юня сжалось сердце. Он сдержал себя.
— Знаю.
— Я не хотел говорить: думал, будет тяжело. Но теперь я... тоже... Думаю, тебе лучше знать правду... Ведь так со всеми... Живет, живет, человек — и вдруг умер... Вот и я тоже...
— Заяц, ты не прав.
— А что можно с судьбой поделать?
— Еще и вырасти не успел, а затвердил свое: «умру», «умру»! Вставай, я поведу тебя к доктору.
Заяц серьезно взглянул на Лян Юня. Эти слова как будто подбодрили его. Он приподнялся. Лян Юнь помог ему надеть телогрейку и, поддерживая за плечи, вывел из храма.
Они пришли в городскую больницу, которая была недалеко от главной городской площади. Записались на прием. Воздух в больнице был прогрет батареями парового отопления. «Вот бы хорошо ему пожить здесь немного!» — подумал Лян Юнь.
Зайца вызвали в кабинет врача. За столом сидел доктор — японец в очках. Сестра китаянка сунула под мышку Зайцу стеклянную трубку толщиной с карандаш.
Глаза японца строго поблескивали из-за очков. Он откровенно брезгливо поглядывал на пациента и что-то быстро писал.
— Твоя халат снимай! — неожиданно сказал он по-китайски. Взял стетоскоп и стал выслушивать Зайца. Потом прощупал ему живот и, как будто прикоснулся к чему-то мерзкому, стал торопливо мыть руки. Намыливая их раз за разом, он задавал Лян Юню вопросы:
— Твоя брат?
— Да, — Лян Юнь, кивнул. — Твоя где работает?
— Портовый рабочий.
— Кули работает. Э... — Он покачал головой. — Ваша... деньги не годится... Лечить деньги много нужно, ваша не годится.
— Сколько вам нужно денег?
— А? У него легкие. Легкие, понимаешь? В больнице жить — деньги много надо: пятьсот юаней. — Он насмешливо посмотрел на Лян Юня. — Ваша не годится...
Лян Юнь обалдело смотрел на японца. Пятьсот юаней!.. Он даже представить себе не мог, за сколько времени заработает такие деньги. Ему, наверное, пришлось бы работать для этого всю жизнь. Японец, будто издеваясь над ним, ворчливо повторил:
— Кули работает... Ваша не годится...
Но Заяц оставался спокоен. Он застегнул телогрейку и сказал Лян Юню: — Пошли отсюда!
Они вышли из больницы на улицу. Прохожих стало гораздо больше. Перед лавками приказчики расчищали снег. Лян Юнь молчал. Когда настало время расставаться, он взял Зайца за руку.
— Ты уж извини меня...
— Да нет, что ты... Я, и когда умру, не забуду тебя. Я еще не встречал человека, который бы так заботился обо мне. Хороший ты парень, Лян Юнь!
Он понурился и медленно пошел прочь.
Лян Юнь, прислонившись к фонарному столбу, провожал взглядом, его маленькую пошатывающуюся фигурку. Перед глазами еще долго торчала надменная физиономия японского доктора: «Кули работает... Ваша не годится...»
Прошло несколько дней. Как-то во время работы на пристань прибежал Креветка.
— Лян Юнь, беги к нам! Заяц совсем плох...
Он сбросил, где стоял, свой тюк и побежал к храму Царя Драконов. Ветер поднимал колючий снег и бросал его в лицо. Запыхавшись, он вбежал в храм. Сквозь полуоткрытую дверь сюда намело порядочную горку снега.
— Заяц!.. — вскрикул он.
Ему никто не ответил. В полутьме на жертвенном столе лежала маленькая скорченная фигурка. Лян Юнь схватил Зайца за руку. Рука была уже холодная...
Заяц так и лежал, свернувшись клубком. На высохшем, желтом лице еще не успели высохнуть слезы. Глаза были полуоткрыты и как будто вопрошали: «За что такая судьба?..»
У Лян Юня щемило сердце. Ему хотелось кричать, хотелось бросить этот вопрос всем, всем!.. За что погиб Заяц? Почему?
Он поднял голову. В храме плясали снежинки. Полутемный зал выглядел пустым и заброшенным. Царь Драконов, которому кто-то недавно отбил половину лица, надменно смотрел на него одним, круглым, как шар, глазом.
Ветер дул без перерыва. Он поднимал с земли, крутил в воздухе снег. Во время приливов море с шумом било в берег. Застывшие брызги воды сделали стенку причала ледяной. На пристани скопилось много грузов. Подрядчик в теплой куртке на лисьем меху распоряжался в этот день всем лично. Он кричал на рабочих, поторапливал, требовал, чтобы разгрузка велась быстрее.
Цао с утра нездоровилось. Он ничего не мог есть и рассчитывал в этот день не выходить на пристань. Но подрядчик прошел по бараку и выгнал на работу всех. Вместе со всеми Цао спустился в трюм. Ему достался тюк весом около двухсот цзиней. Он с усилием взвалил его на плечи. Некоторое время приноравливался к тяжести, переступая с ноги на ногу, наконец, медленно двинулся к выходу. На палубе, держась за поручни, передохнул. Стал медленно спускаться по обледенелым сходням вниз. Грузчики перед началом работы соскребали с них лед, но мерз-лота проникла уже в самую древесину, и ступеньки превратились в ледяные доски. Море волновалось. Суда, стоявшие у причалов, раскачивались.
У Цао дрожали ноги. Он медленно ступал по сходням. Лян Юнь, двигавшийся следом, одной рукой поддерживал его. Старый грузчик благополучно добрался до пристани, поправил тюк на плече и так же медленно побрел к складу.
Сбросив там груз, он сразу же покрылся горячей испариной. Сильнее, кружилась голова. В голову поползли безрадостные мысли о неизбежной старости. Он постоял несколько минут с закрытыми глазами. В глазах плыли круги. Бьющиеся о берег волны начали внушать ему непреодолимый унос. Нужно было срочно оставить работу и сходить в харчевню съесть чашку горячего имбирного супа. Сильно пропотев, он, наверное, почувствовал бы себя лучше. Но едва
он сделал несколько шагов в сторону, как строгий оклик остановил его:
— Цао, ты куда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67