За полем лежали песчаные дюны. На них зеленели ивы. С гребня дюн открывалось безбрежное зеленоватое море. Слева тянулась цепь гор. Он взглянул в ту сторону — и чуть не обомлел: вдали, чуть проглядывая через пелену тумана, возвышалась знакомая Ласточкина гора...
Этого Лян Юнь никак не ожидал. Пробарахтавшись полночи в море, он оказался вблизи города. Сколько усилий потрачено зря!
Он прилег под деревьями на вершине дюны и сквозь просветы между листьями стал наблюдать за небом. Одежда на нем постепенно высыхала. Холодно уже не было. Очень хотелось есть. Он стал осматривать свой трофей. Почему пистолет не выстрелил? Перед ним был маузер, наверно последняя модель. Он остерегался тронуть спусковой механизм. Направив пистолет дулом к земле, Лян Юнь стал вертеть его в руках, пытаясь найти разгадку. Ему удалось вытащить обойму. В обойме было полно патронов — одиннадцать штук. Он снова принялся ощупывать затвор. Что-то щелкнуло. Теперь в пистолете не было патронов и можно было попробовать спустить курок еще раз. Неожиданно прозвучал оглушительный выстрел. Руку резко подкинуло кверху. Пуля взрыхлила песок у его ног. Лян Юнь подскочил от испуга. Значит, один патрон еще оставался в .стволе. Он с опаской огляделся и собрал рассыпавшиеся по земле патроны.
Обсохнув, Лян Юнь решил покинуть свое убежище. Надо было попытаться выяснить поточнее, где он находится, и раздобыть что-нибудь поесть.
Он повернулся спиной к городу и пошел. Пистолет он заткнул сзади за пояс, прикрыв полою куртки. Выйдя из зарослей, он стал осматривать местность. Впереди росли несколько тополей. За ними между желтыми песками виднелись клочки полей. На одном из них крестьянин мотыжил землю.
Лян Юнь направился к нему. Крестьянину было далеко за пятьдесят. Лицо изрезано глубокими морщинами, а спина изогнута дугой.
Старик, опираясь на ручку мотыги, молча смотрел на него.
— Доброе утро, папаша! — приветствовал его Лян Юнь.
— Доброе утро, сынок... — Старик настороженно смотрел на него. — Я тебя что-то не припомню... Ты не местный?
— Я из города.
— А... — безразлично отозвался крестьянин.
Он отвернулся, поплевал на руки и снова принялся за работу, показывая всем своим видом, что ему до незнакомца нет дела.
Лян Юнь подошел поближе и взялся, за мотыгу.
— Папаша, давай я подсоблю.
Старик не отпускал мотыгу из рук, но Лян Юнь настаивал. Наконец мотыга оказалась у него в руках. Три года прошло с тех пор, как он делал это в последний раз. Перед его глазами живо встали картины его работы в поле там, дома... Он глубже вздохнул, встал поудобнее.
Мотыга раз за разом ритмично взлетала вверх и падала. Очень скоро выражение лица старого крестьянина смягчилось. Когда Лян Юнь прошел полный ряд, старик сказал:
— Отдохни, сынок. А ты, видать, к земле привычный!
— Я тоже крестьянин.
— Сколько тебе, годков двадцать есть?
— Нет, всего семнадцать!
— Ай-я! Неплохо же ты растешь. Давай посидим. Говоришь, из города? А родители где?
— За сто ли отсюда. А в городе я занимаюсь вот чем... — он сделал жест, будто взваливает и несет на спине мешок. — Таскаю на пристани грузы.
— Тяжелая работа, сынок. Работать кули — нелегкое дело. Жаль мне тебя... Что это ты в такую рань уже собрался в путь?
— Да... — Лян вздохнул и на минуту умолк. — Что это за место, отец?
— Маленькое местечко, называется Фанчэнпу. Отсюда не видать его, оно там, на горе. А в давние времена здесь целый городок был, квадратный такой, теперь уж одни развалины остались. По нему и наша деревня так называется — «Квадратный город».
Но только правильно у нас говорят: как упомянешь Фанчэнпу, так,, считай, девять из десяти семей — голытьба; лишь один богач — Цао Фань-фу! Ничего уж не поделаешь, такие времена!
— А этот Цао что за человек?
— Большой богатей. Живет тут недалеко, в большой усадьбе. В городе у него торговля, здесь — земля. В доме — сторожей несколько человек. Младший брат — офицер, в городе служит, зять — в жандармерии переводчиком. Больше его богача у нас нет. Земли, у него без краю тянутся — хоть целый день иди. Ни в чем себе отказа не знает. Грабит, насильничает... Да что об этом и говорить! Ни к чему этот разговор. Ну, а ты? Зачем, сюда забрел?
— Я? — Юноша снова глубоко вздохнул. — В городе тоже житья нет!
— Бежишь, значит, от беды? Лян Юнь молча кивнул.
— Так, понятно. — Старик тоже вздохнул.. — У нас здесь ничего хорошего... Но если Цао узнает, он тебя под конвоем обратно отправит. Это уж как пить дать!.. Ай-я! Да ты, наверно,: ничего не ел! Давай сюда. У меня здесь блины и вода. Поешь да уходи поскорее. Долго тебе тут быть нельзя.
— Папаша, ведь тебе самому на обед ничего не останется.
— Э! Я и так знаю вкус голода. Ешь смело!. Все бедняки в Поднебесной — одна семья. Разок меньше поем, ничего не случится.
Приглашение было настолько искренним, что Лян Юнь взял лепешку и с жадностью в несколько секунд уничтожил. Потом приподнял чайник, сделал несколько торопливых глотков.
— Отец, не могу и сказать, как я тебе благодарен. Теперь я пойду. Но, может, мы, еще встретимся. Как тебя зовут?
Старик засмеялся.
— Накормить голодного человека — это не в счет. Если придется еще побывать в наших местах, спроси старого Яна. У него всегда найдется для. тебя
лепешка и чашка чаю. Идем, я покажу тебе одну тропку... Только в пути будь осторожнее. Как пройдешь заставу, там они сразу и будут... — Старик растопырил книзу большой и указательный пальцы, сделав ими иероглиф «ба» — «восемь».
Деревня Фанчэнпу расположилась у подножия горы. В ней было около сотни домов. Старик повел Лян Юня в обход деревни и вывел на узкую тропинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67