— Я видел его...
Он рассказал матери о своей встрече с отцом на улице, о тех трех годах, которые он провел в городе, но умолчал об опасностях, которым подвергался.
Мать сидела на краю кана и внимательно его слушала. Она страдала за него. Теперь он подрос, закалился, несмотря на свой юный возраст. Она смотрела на его мускулистую грудь, большие, крепкие
руки, открытое загорелое лицо. Она гордилась сыном. Потом, мать рассказала о себе. Когда они вернулись, фанза сгорела дотла. Жить было негде. Есть тоже было нечего. Она решила отправиться в город, к брату. Они уже отошли довольно далеко, как встретили неожиданно деревенского старосту, который уговорил их вернуться. В деревне люди сообща с большим трудом восстановили несколько фанз и жили в них. На второй год японцы были выгнаны Восьмой армией из их опорного пункта, и деревня Линьхайцунь стала глубоким тылом. Здесь организовали временные группы трудовой взаимопомощи, большую дотацию дало правительство. Увеличивался урожай. Жить день ото дня становилось лучше.
Вернулась сестренка Сяо-ню. Брата она помнила совсем смутно. Она очень выросла и уже училась во втором классе начальной школы. То и дело приходили посмотреть на Лян Юня друзья детства и соседи. Они расспрашивали, когда, наконец, совсем прогонят японцев, что теперь делается в городе. У всех было приподнятое настроение, как накануне победы.
— Сынок, что ты намерен делать?
Был вечер того же дня. В комнату через застекленные окна проникал яркий свет луны. Братишка с сестренкой уже спали. Они с матерью продолжали беседовать вполголоса...
— Я? Здесь не останусь!
— Вернешься в город, будешь опять работать грузчиком?
— А что же в этом плохого, мама? Кули — тоже трудящиеся!
— Конечно, конечно. Я не о том, — она тяжело вздохнула. — Днем ты говорил, что у тебя был замечательный отец...
— Я от многих это слыхал...
— Тебе нужно учиться у отца. Стать таким же, как он...
Лян Юнь знал, что отец был коммунистом. Он нисколько не сомневался: он тоже сможет стать коммунистом.
— Сынок, может, тебе вступить в Восьмую армию?
Лян Юнь улыбнулся. Вот оно, оказывается, в чем дело! Но как же ей сказать правду? Выдать военную тайну, что он боец партизанского отряда?
— Мама, мне все равно нужно будет уйти! Больше она ни о чем его не спрашивала.
Люди передавали друг другу радостную новость: японский император согласился на безоговорочную капитуляцию!
Продолжавшаяся целых восемь лет антияпонская война, наконец, завершилась победой.
Но город все еще занимали враги. Руководители гоминдана, в течение всей этой войны прятавшиеся в глубоком тылу и оттуда пытавшиеся вступить в сговор с врагом, приказали японцам оставаться в занятых населенных пунктах до принятия ими, гоминдановцами, капитуляции. Японцам было запрещено сдавать оружие Восьмой и Новой Четвертой армиям, которые фактически воевали с ними. Подпольный горком по инструкции ЦК партии решил направить к японскому командующему делегацию с приказом сложить оружие. Народные вооруженные силы в освобожденном районе подготовились к наступлению на город.
Комиссар Ван ждал известий о переговорах с японцами.
Лян Юнь ходил по пятам за Пан Хуэем и, отчаянно жестикулируя, что-то объяснял ему. Было похоже, что Пан Хуэй с ним не соглашался. Наконец он остановился и показал рукой на штаб. Лян Юнь нерешительно потоптался на месте, потом оправил одежду и направился в сторону штаба.
— Разрешите войти!
— Входи, дьяволенок.
Лян Юнь шагнул в комнату. Четко отдал честь и вытянулся перед комиссаром по стойке «смирно». Горящие черные глаза смотрели Вану прямо в глаза.
— В чем дело? — спросил комиссар.
— Разрешите доложить, я тоже хочу пойти с бойцами в наступление!
— Воевать? Ты ведь еще не боец.
— Если не боец, так и воевать нельзя? Кто запретил мне бить японцев?
— Гм... — Ван подошел и погладил Лян Юня по голове. — Об этом мы с тобой поговорим потом. Давай прежде потолкуем о другом.
— Сейчас самое главное — бой... — по-прежнему тихо повторил Лян Юнь.
— Да ну? — Комиссар сделал паузу. — Когда тебя здесь не было, мы получили из горкома радиограмму.
— Какую радиограмму? — оживился Лян Юнь.
— Мне приятно сообщить тебе ее содержание.-Твое заявление о приеме в партию горком обсудил — ты принят. Поздравляю.
Горячая волна прошла по всему телу. Он во все глаза смотрел на комиссара. Ван чуть улыбнулся.
— Ну хорошо, — сказал он через минуту, кивнув головой. — Можешь товарищу Пан Хуэю передать мое распоряжение включить тебя в группу разведчиков.
— Есть! — Лян Юнь еще больше вытянулся, торопливо отдал честь, повернулся и убежал.
На лице комиссара играла улыбка. Он осторожно свернул карту и засунул ее в чехол. Затем неторопливо набил трубку и закурил, время от времени поглядывая на начавшее темнеть небо.
Японские офицеры собрались в приемной командующего Доихара и слушали обращение императора к народу. На обычно самоуверенных и холодных лицах сегодня были следы растерянности и испуга.
— «Его Величество Император в целях безопасности своих подданных согласился принять условия капитуляции для опасения Империи. Но мы не должны падать духом, случай может представиться еще, и мы воспользуемся им, чтобы доказать свою доблесть. Китайский главнокомандующий Чан Кай-ши по радио потребовал от нас, чтобы наша императорская армия удерживала свои позиции, не позволяя коммунистам проникать на занимаемую ею территорию. Это является продолжением совместной борьбы Японской Империи и китайского правительства против коммунизма. Надеюсь, что вы, господа, будете повиноваться этому, приказу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67