Отходить пора, а он где-то на свадьбе гуляет!
— Арсентий Иванович,— отвечал «берег» опять женским голосом, но голос на этот раз был тих, нетороплив. Чувствовалось, что говорит умудренная годами пожилая женщина.— Он тралмастер хороший, работящий. Есть, конечно, за ним слабость.
— Мне эта слабость боком выйдет,— ворчал Носач.—
Мне тралы новые нужны, а он набрал старья. И глаз не кажет. Давайте другого.
— Ваш первый помощник хлопотал за него, Арсентий Иванович. Вот мы и дали Соловьева.
— С этим соловьем запоешь в море.
— Сами же просили.
— Да не просил я его у вас! — взорвался капитан.
— Арсентий Иванович,— умиротворяюще отвечал «берег».— Ну ваш Шевчук просил. Он же судовую роль заполняет. Ну нет у нас никого. Все в отпуске или в море. Берите Соловьева, Арсентий Иванович.
Потом по радиотелефону с картографическим отделом порта говорил штурман и просил карту промыслового района, что ему недодали. Ему тоже отвечала женщина с молодым певучим голосом:
— Найдем карту. Будем рады вас видеть. Сегодня в рейс или нет?
— Может, уйдем, может, нет,— ворковал штурман.— Не хотелось бы с вами вот так, на расстоянии, прощаться.
— Приходите, ждем,— зазывно говорил «берег». «Интересно все же,—думал я,—уйдем мы сегодня или
нет? Еще ни одно судно, как утверждают моряки, не ушло вовремя. И мы уже третий день не можем принять швартовы. Накануне назначали последний срок: в двенадцать часов дня. Не ушли. Потом было объявлено, что уйдем в восемнадцать, дальше переиграли на двадцать. Теперь вот говорят, что, может быть, ночью отойдем. Ночью, кстати, будет уже вторник».
А по радиотелефону шли переговоры: то ругались, то просили, то грозили, то умоляли.
Как бы там ни было, а судно загружалось всем, чем нужно, и матросы из отдела кадров тоже подходили, постепенно заполняя пустоты в судовом списке. Оставалось найти неуловимого Соловьева — и команда была бы в полном составе. Говорят, что только тогда свободно вздыхают на судне и начинается нормальная жизнь, когда отходят от причала.
Прибрал каюту, еще раз внимательно осмотрел ее. Ничего —уютная и красивая. Интересно, что я запою месяцев так через пять, какой тогда она мне покажется?
Открылась дверь. Без стука. Я подумал— опять вернулись энергичные дамочки. Может, ценность моей жизни возросла за это время. Нет, на пороге стоял Андрей Ивонтьев. Ни слова не говоря, отодвинул шторку моей койки, заглянул туда, спросил:
— Пушкин где?
— Какой Пушкин?
— Саня Пушкин.
— В Москве на площади,— попытался я сострить.
— Я про моториста спрашиваю,—пояснил Андрей.
— Нету Сани,— развел я руками.— Не знаю где.
— Извините.— Придерживаясь за косяк, он шагнул из каюты.
Значит, это я за Пушкиным столько добра выволок? Ну, Саня, не ожидал!
По трансляции объявили:
— Всем немедленно получить у боцмана спасательные жилеты! Всем получить у боцмана спасательные жилеты. Немедленно!
Что, уже тонем?
Пошел получать.
Каптерка боцмана оказалась по моему же правому борту, под трапом. Оранжевые спасательные жилеты были свалены в кучу на банки с краской и железные коробки с кинолентами. У дверей толклись матросы. Боцман, задерганный, упревший от всех бесчисленных боцманских забот, совал жилеты в руки матросов и каждому велел расписываться в инвентарном журнале. Когда подошла моя очередь, кто-то крикнул сверху:
— Боцман, срочно к капитану! Боцман сунул мне в руки журнал:
— Побудь за меня! Записывай фамилию, и пусть каждый расписывается за жилет. Журнал потом мне!
И взбежал по трапу.
Неожиданно я стал начальником. Матросы брали жилеты, расписывались.
— Боцман! — крикнули мне сверху.— Кончай раздачу! Иди шлюпку правого борта проверять! Старпом приказал.
Не успел я ответить, что никакой я не боцман, как кто-то невидимый крикнул:
— Боцман, где брезент с носового трюма? Второй штурман спрашивает.
— У меня свистка на жилете нету,— заявил какой-то матрос.— Не буду расписываться, потом шкуру за него сдерешь.
Какой еще свисток?!
— А у меня без сигнальной лампочки,— сказал красивый черноволосый парень с волевым подбородком ковбоя из американского кинобоевика. Это — Мишель де Бре, матрос-прачка (потом я узнал, что по паспорту он — Михаил Дерюга).
Что за лампочка? Эти жилеты я впервые вижу.
Дворцов, тот самый бывалый матрос, с которым мы вместе ходили за штурманскими картами, все пытался выяснить у меня, как надевается этот жилет и как надувать его воздухом.
Черт его знает, как он надувается! В годы моей морской службы таких жилетов просто-напросто не было. Были спасательные круги, и все.
— Боцман,— полюбопытствовал кто-то, свешиваясь сверху,— какое кино сегодня будет?
Я начал понимать, что команда здесь новая и они еще не знают друг друга и своего начальства. Увидев меня возле каптерки с журналом и ручкой, повинуясь приказу, переданному по судовой радиотрансляции, каждый из них, естественно, принял меня за боцмана. Да и по возрасту подхожу, подумал я. Так дело пойдет — капитаном стану.
Матросы толпились, получали жилеты, расписывались за них, кое-кто спрашивал, как ими пользоваться, но я делал вид, что очень занят выдачей и мне не до таких мелочей, как объяснение правил пользования жилетом.
Наконец жилеты кончились. Я вытер лоб, запер каптерку и понес журнал боцману. Но в каюте его не оказалось, и я вернулся в свою. Только сел отдохнуть после трудов праведных, как сыграли общую тревогу.
По судовой роли знаю, что мне надо бежать к каюте номер 74 и там стоять. Ждать указаний. Каюта эта тоже по правому борту, неподалеку от моей.
Надел спасательный жилет — разобрался все-таки в нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130