Матросы зовут ее долгоносиком, а кое-кто и носачиком. Но это — тихо, чтобы капитан Носач не слышал.
Тралы приходят, полные этого добра. Бекас торчит из ячей — не разберешь: есть ли настоящая рыба, или только этот сор? Бекаса отправляем в мукомолку на рыбью муку, саблю — на шкерочный стол. И хотя все проклинают эту мелкую рыбку бекаса—колючая она, мешает добраться до сабли, но в то же время и хорошо, что она попадается: эта сорная рыбешка — «солома», как называют ее рыбаки,— пойдет на муку, не надо будет тратить хорошую, которая должна попасть на прилавок.
Все на подхвате. На палубе стоят на треногах сколоченные из толстых плах два длинных шкерочных стола. По обе стороны столов — матросы с короткими шкероч-ными ножами. Матросы в резиновых бахилах, в резиновых фартуках, в резиновых шершавых перчатках и в нарукавниках. Все это надето прямо на голое тело. Душно. Африка рядом. Небо и горизонт затянуты сизой дымкой. Мы как в парилке.
На одном столе есть циркульная пила для отсечки рыбьих голов, а возле другого стола вместо пилы стоит Володя Днепровский с топором. Одним взмахом отрубает он рыбине голову.
— Натренируюсь вот и прямо с рейса пойду в лесорубы.— Володя показывает крепкие зубы из-под пшеничных усов.
Палуба завалена рыбой. «Песчаный карьер»,— говорят матросы. Из сыпучей горы бекаса надо выбирать саблю и кидать ее на стол. Подавать рыбу на стол — самая тяжелая работа. Кто может подсчитать, сколько раз надо нагнуться, взять рыбину, выпрямиться и кинуть ее на стол!
Подают рыбу Мартов и штурман Гена. Здоровенные мужики! Только пот блестит на обнаженных спинах да лицо штурмана Гены все больше и больше наливается бурой кровью.
Сабля мокро шлепается на стол. Володя хватает ее одной рукой и взмахом топора отрубает голову, движением левой руки толкает обезглавленную рыбину вдоль стола. И тут уж кто вперед схватит ее. Вырываем друг у друга. Хватаешь рыбину, одним движением ножа вспарываешь ей живот, вторым — вытаскиваешь внутренности, третьим — отбрасываешь ошкеренную рыбу в корзину. Раз, два, три! Раз, два, три! Работа как на конвейере.
Порою попадает такая длинная сабля, что приходится ее рассекать на две, а то и на три части. Чаще всего это делает топором Володя. Работает он с азартом, весело, чувствуется, что ему это в удовольствие: поразмяться всласть, помахать топориком, разогнать молодую кровь.
Корзины не успевают оттаскивать, и ошкеренная сабля лежит на палубе.
— Эй, мариманы, почему хвосты не рубите? — кричит
Мишель де Бре.
Он заметил, что кто-то в спешке не отсек хвост.
— Рыба должна быть с хвостом, иначе что это за рыба! — отшучивается старший тралмастер.
Он стоит за столом против меня и работает сноровисто, ловко, красиво. Сразу видать — рыбак бывалый. И вдруг замечаю, что он делает ножом на одно движение меньше, чем я,— одним взмахом руки ошкеривает рыбину. Я же на эту операцию трачу два движения. А он: взмах — и рыба ошкерена! Взмах — и готово! Взмах — и давай другую!
А ну-ка и я так. Взмах — и осечка! Взмах — и ничего не получается. Что за черт! Как это он делает?
Приглядываюсь. Он держит нож совсем не так, как я, держит чуть наискосок. Поэтому передней острой гранью ножа он вспарывает рыбу, а другой, задней гранью, тут же тащит внутренности. Вон как, оказывается. Давай-ка попробуем. Взмах — и не получается! Взмах — и уже лучше! Взмах —еще лучше! Во-от, мы тоже не лыком шиты.
Замечаю, что Соловьев начинает работать медленнее, аккуратнее. Встречаемся глазами. Ага! Он замедлил темп работы, чтобы показать мне, как надо держать нож, как надо вспарывать брюшко рыбе. Я киваю ему, мол, понял. Соловьев улыбается. Улыбка у него хорошая, чуть застенчивая. А глаза грустные, даже когда улыбается.
Только размахался я, только вошел в азарт и — стоп! Что такое? Заело с подачей. Штурман Гена и Мартов упрели: не успевают обеспечивать нас.
— Рыбы!—стучат матросы ножами по столу.
— Рыбы! — ору и я. А как же! Все кричат. Я тоже не рыжий.
— Сами становитесь на подачу! — огрызается штурман Гена.— Сачки! Встали с ножичками прохлаждаться.
«Ничего себе — прохлаждаться! — думаю я.— Вся спина в мыле. Два часа без передышки шкерим».
— Надо сменить,— говорит Соловьев.— Им больше всех достается.
Он втыкает нож в доску стола и идет на подачу.
На палубе появляется капитан, окидывает все вокруг зорким наметанным взглядом и тоже становится на подачу. Появление капитана заставляет всех подтянуться, собраться, и опять застучал Володин топор, зашлепали рыбины на стол, заходили ножи. Пошла работа!
— Головы отсекать надо! — кричит Мишель де Бре, увидев саблю с полуотрубленной головой,— удар Володи был неточен.
— Механикам ее отсечь! — скалит зубы «головоруб» Володя.— Вторую пилу не могут сделать.
— Им бы еще кое-что отрезать! — хохочут матросы. У механиков что-то заело, и вторую циркульную пилу они не успели подготовить к большой рыбе.
— Рекламацию захотели! — опять кричит Мишель де Бре.
Качество шкерки должно быть хорошее, а то можно получить рекламацию по качеству, и тогда все наши труды пойдут насмарку.
— Старшего механика ко мне! — приказывает капитан, не переставая подавать рыбу на шкерочный стол. Кто-то побежал за ним.
Вскоре «дед» показался на палубе.
— Видишь! — Носач тычет пальцем в гору рыбы.
— Вижу,— отвечает «дед», отлично понимая, зачем его вызвали на палубу.
— Когда вторая пила будет?
— Часа через два.
— Через час! —жестко приказывает капитан.— И ни минутой позже!
Стармех быстро Покидает палубу.
А на другом столе визжит циркульная пила, и работа у той группы матросов идет быстрее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130