— Ас семьей как у него было? — спрашивает Шевчук.
— У кого?
— У Боболева.
— Чего с семьей? Нормально.— Капитан вопросительно глядит на своего первого помощника.
— Ну вот,— с укоризненной ноткой говорит Шевчук.— А у нашего нет.
— А что такое? — настораживается Носач.
— Сегодня телеграмма свалилась, жена от него ушла. Ты спал, Фомич мне ее принес.
Капитан долго молчит. Потом переводит хмурый взгляд на штурмана Гену, который покорно ждет разноса, и вдруг зло кричит:
— Ну и черт с ней! Шлюха! Скатертью дорожка!
— Тебе—черт с ней!—повышает голос и Шевчук.— А ему?
Хохолок на макушке первого помощника топорщится еще больше, принимает боевой петушиный вид. Шевчук нервно поправляет круглые очки.
— И ему тоже! — не сбавляет тона Носач.— Уцепился за юбку! Она там подолом трясет, а он тут нюни распустил.
— Пословицу знаешь? — напористо спрашивает Шевчук.
— Какую еще пословицу? — недовольно глядит капитан на своего первого помощника.
— Чужую беду руками разведу, а своя придет — ума не приложу.
Капитан прикуривает, ломает спички, чертыхается и уже тихо и горько говорит:
— Ведь лучше, что ушла, ведь она ему всю жизнь сгубила, курва. Радоваться надо, что ушла, а не горевать.
— Сердцу не прикажешь,— тоже тихо и тоже горько говорит Шевчук.
Я слушаю разговор и вдруг ясно понимаю, что говорят сейчас они не только о Соловьеве. Оба знают что-то еще и хорошо понимают друг друга, и им обоим сейчас очень горько.
Носач ожесточенно затягивается, сигарета разгорается, освещая его пышные усы, и они наливаются медным цветом. И вдруг он опять взрывается:
— Дай ты ей радиограмму от имени всей команды, что мы рады, что он наконец избавился от нее, от... бл-линчика в сметане!
— Никакой радиограммы я давать не буду,— тихо отвечает Шевчук.— И ты это отлично знаешь.
И опять нервно поправляет очки на носу.
— Ведь он же парень был орел!—вздыхает сожалеюще Носач.— Я помню его. После войны, когда рыбацкий флот сколачивали. Он с орденом Боевого Красного Знамени заявился. Чубчик вьется, гимнастерочка наглажена, сапожки надраены... Эх!..
Носач досадливо машет рукой, и его взгляд наталкивается на штурмана Гену:
— Ну а ты что, голубчик!..
Штурман втягивает голову в плечи, но тут вдруг начинает говорить радио:
— «Катунь», «Катунь», ответьте «Алмазу»!
— «Катунь» слушает,— еще сердитым голосом откликается капитан, взяв трубку радиотелефона,
— Сколько подняли?
— Только что отдали. А перед тем девять тонн,
— Дайте «точку» отдачи.
— Дадим,— обещает капитан, и только бровью повел, как штурман Гена торопливо кидается в штурманскую рубку.
Ему сейчас не позавидуешь, его ждет «ковер». Уж кто-кто, а капитан наш умеет на «ковре» положить на лопатки.
— Сколько «Катунь» подняла? — спрашивает кто-то по радио.
— Девятнадцать,— отвечает кто-то.
— Девять, а не девятнадцать!—сердито поправляет Носач.
— Ты и двадцать поднимешь, тебе что,— замечает новый голос.— Нашел прорубь и таскаешь.
— Не-ет, дорогой, я не из тех, кто втихаря ловит,— обрубает его Носач.— Да одному и плохо ловить. Весь район не охватишь. Тут колхозом надо.
— Колхозом хорошо, когда рыбы много,— вмешивается еще кто-то в разговор.—А когда ее нет, лучше одному.
— Наоборот, дорогой,— отвечает Носач.— Когда рыбы нет, ее искать надо, одному не набегаешься. А колхозом, глядишь, то один найдет, то другой.
— Ты везучий, Арсентий Иванович,— говорит «Алмаз».
— Сплю меньше.
— Я тоже не сплю, а план горит.
— Ну вот и беги сюда. Мой штурман «точку» даст.
— Прибегу. А где «Мамин-Сибиряк»?
— Поймал и молчит,— говорит кто-то.
— Здесь «Сибиряк», здесь,— подает голос «Мамин-Сибиряк».
— Что поймали?
— Американскую подводную лодку,— насмешничает «Мамин-Сибиряк».— Трал оборвали.
-- Дайте «точку» зацепа,— сразу просят несколько голосов.
— Бонжур, Жужу, бонжур!— врывается француз.
— Бонжур, дорогой,— с усмешкой отвечает Носач. Он остыл уже, отошел.— Кричи громче.
— «бидов», «Видов», сколько у вас? — спрашивает кто-то.
— Травы два воза накосили,— отвечает «Видов». — Какой трал у вас? — бубнит в трубку Носач.
— Донный.
—. Здесь надо пелагический в придонном варианте.
— Спасибо за совет, Арсентий Иванович,— благодарит «Видов».
— На здоровье.
— Куда же рыба делась? — спрашивает кто-то.
— Стала умной, прячется.
— Мне до плана осталось шестьдесят тонн и один промысловый день. Не могу добрать. А послезавтра сниматься с промысла,— жалуется какой-то капитан.
— Я тоже горю,— сообщает другой.— Гоняюсь вот за косяком. Скорости не хватает. Вижу, как заходит и как выходит из трала.
— Подключи валомотор,— советует Носач,
— Подключил, не помогает.
— «Южная звезда», «Южная звезда»,— добивается кто-то.
— Здесь «Южная звезда».
— Когда домой идете?
— Через неделю.
— О-о, счастливчики! Почту возьмете?
— Возьмем, подходите.
— А как улов?
— Добираем до плана. Три тоники вот выудили.
— А-а, Три — мало. «Катунь» вон по двадцать таскает.
— Не загибайте,— усмехается Носач.— Далась вам «Катунь».
— Вчера сколько выудил, Арсентий Иванович? — спрашивает «Мамин-Сибиряк».
— Шестьдесят одну.
— Сочувствуем, сочувствуем, а мы — целых пятнадцать.
— Я же говорю, идите сюда.
— Жужу, Жужу! — свистит француз.
— Да нету твоей Жужу, гулять пошла,— со смехом говорит кто-то.
— За женщинами следить надо,— советует другой.
На дворе ночь.
А француз все свистит и все добивается Жужу. Радистка, что ли? А может, с берегом говорит? Они с берегом по радиотелефону говорят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130