Окунь был обречен, силы его уходили вместе с кровью. Огромные глаза стали еще больше от боли и ужаса. Он кричал в отчаянии, подавал сигнал бедствия, но никто не приходил к нему на помощь.
Луфарь не ведал, что там, наверху, за границей его родной стихии есть существа, называемые людьми, которые придумали выражение «Нем как рыба», считая, что рыбы не издают звуков. Он бы очень удивился этому, потому что жил среди постоянных звуков, издаваемых рыбами, крабами, дельфинами, всеми, кто обитает в океане,— все они общаются друг с другом звуковыми сигналами. Звук — важнейший источник информации в воде. Есть сигналы беспокойства, есть сигналы обнаружения пищи, предупреждения об опасности, сигналы бедствия, гнева, боли... И эти звуки передаются на большие расстояния, оповещая обитателей морских пучин о разных событиях.
Вот и сейчас умирающий окунь посылал сигналы гибели, услышав который все замерли, насторожились, готовые защищать только себя.
Окунь судорожно вздрагивал в последних конвульсиях и, прекратив сопротивление, обреченно-медленно опускался вместе с врагом на кораллы. Луфарь знал, что, когда минога выпьет кровь из окуня, она не торопясь съест его, и никто не посмеет ей помешать.
Содрогаясь, будто минога впилась в него самого, Луфарь побыстрее покинул это ужасное место...
Все сильнее и сильнее влек его какой-то неодолимый зов, заставлял спешить к заветной и неведомой цели, и он плыл почти без отдыха.
Луфарь пересек экватор, даже и не догадываясь об этом, и попал в места, где был содран весь растительный покров и на обнаженном грунте зияли глубокие шрамы, изрезавшие дно вдоль и поперек. Мятые, оборванные, выдранные с корнем водоросли мертвым хламом покрывали изуродованное дно.
Это были гиблые места, где нечем утолить голод. Не было даже рыбьей мелюзги, способной жить в песке,— обиталища этих рыбешек были разрушены, и род их прервался.
Луфарь плыл над сплошной пустыней с редкими оазисами случайно сохранившейся растительности, не зная, что когда-то тут был такой же рай, как и на его коралловом рифе, что и здесь было тесно от рыб разных пород.
Подчиняясь инстинкту, сюда приходили косяки рыб, приходили на свои вековечные места обитания и размножения. И здесь их путь кончался — они попадали в трал. Они не понимали, что надо плыть как можно дальше от этих мест, искать другие — безопасные и богатые пищей— пастбища. Они не знали, что человек поставил себе на службу их инстинкт, их стремление дать потомство в определенном месте и в определенное время, изучил пути их миграции и заранее ждет наготове и что они занесены уже в сводки, уже известен приблизительный улов и сколько будет прибыли у той или иной рыболовной фирмы.
В этих разоренных местах валялись черные тяжелые шары, зеленые или белые куски тралов, обрывки колючих ржавых тросов, длинные якорные цепи, железные дырявые и вонючие бочки, рыбацкие резиновые бахилы, брезентовые драные рукавицы, пустые консервные банки, битые стеклянные и пластиковые бутылки, рваная одежда...
Он не знал, что это такое и для чего предназначено, но инстинкт подсказывал опасность, и Луфарь старался избегать таких мест.
Ему попадалась раздавленная рыба, еще не съеденная звездами и акулами-мусорщиками, отсеченные головы, внутренности, отрезанные хвосты — какое-то безжалостное и могучее чудовище искромсало в ярости рыбу, перемололо и выплюнуло остатки.
Однажды он наткнулся на гигантского омара, попавшего в решетчатую металлическую ловушку. Луфарь не знал, что омар соблазнился приманкой — кусочком тухлого мяса или рыбьей головой,— которую подсунул ему человек, и сам залез в ловушку. Полакомившись деликатесом, омар обнаружил, что по-дурацки попался на хитрость человека, и теперь пытался освободиться из своей тюрьмы. Он в ярости бился туловищем в железные прутья, и в воде далеко раздавался звук тяжелых ударов: «Бум! Бу-ум!» Ловушка содрогалась, но свободы омару не давала. Устав молотить закованным в костяной панцирь телом, омар делал попытки перекусить проволоку могучими клешнями, но слышался только противный скрип — железо не поддавалось. Мощные ногочелюсти, которыми омар мог в один миг разодрать пополам большую рыбину, были бессильны против металла.
Измученный бесплодной борьбой, омар затих темно-коричневой шершавой грудой в углу клетки, изредка шевелил длинными усами-хлыстами, высунув их на волю, да вращал черными маленькими глазками из-под раз и навсегда насупленных костяных бровей на столпившуюся вокруг ловушки рыбью мелюзгу, что с тупым любопытством наблюдала за его тщетными попытками освободиться. Набираясь сил для продолжения схватки с коварной ловушкой, омар подавал сигналы о помощи, ожидая поддержки сородичей, но никто не приходил на его призыв, наоборот, услышав сигнал бедствия, стремились подальше обогнуть опасное место.
Увидев Луфаря, омар замер, с надеждой глядя сквозь решетку своей тюрьмы. Но чем мог ему помочь Луфарь? Он, как и омар, был бессилен перед изощренным умом человека.
Луфарь поплыл прочь, слыша за собою звон яростных ударов омара в железные прутья решетки: «Бум! Бу-ум!»
Долго сопровождал его этот звук, долго еще омар продолжал обреченную схватку с клеткой.
Луфарь не знал, конечно, что эта ловушка так и останется на дне со своим пленником, потому что при тралении был оборван линь, соединяющий ловушку с буем-указателем на поверхности океана, и теперь ее не поднять с грунта. И омар умрет голодной смертью и сам станет приманкой, в ловушку полезет другой, чтобы полакомиться своим сородичем,— и тоже погибнет,
Луфарь двигался на север.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130