Наташа, так звали гостью,
закончила недавно институт народного хозяйства, гордо переименованный то
ли в академию, то ли в университет. Они ещё тогда все втроём смеялись над
этим комплексом неполноценности государственного масштаба, который в своё
время подметили ещё Ильф и Петров, не пропустившие того обстоятельства,
что всякая ничтожная посудина на море предпочитала плавать не иначе как под
именем вождя мирового пролетариата, а теперь любые курсы называются не
иначе как колледж, а вот как назвать настоящий университет - так они и не
придумали. Помнится, Володя тогда шутил по поводу того, чтобы предложить
Московское высшее техническое училище имени Баумана переименовать ран-
гом повыше - в высший техникум имени Эдисона.
Расстались хорошо, по-дружески. Володя проводил гостью до трамвая, и
когда возвратился, спросил:
- Ну, так что, берём?
- Ты директор, - ответила Анна Георгиевна, - принимай решение.
В Крым они со Светочкой так и не поехали. Тем более, что вскоре Володе
предстояла командировка в Германию. Нужно было закупить немалую партию
товара.
Анна Георгиевна редко бывала в магазине. Но накануне поездки она решила
зайти, поговорить с помощником мужа, "коммерческим директором", как они
его шутя называли, Юриком. Юрик был смышлёный энергичный малый, по
профессии официант. Когда-то он работал в известном ресторане на углу
Владимирской и Прорезной. После долгих мытарств с трудоустройством, свя-
занных с закрытием ресторана на капитальный ремонт, он через каких-то
знакомых Анны Георгиевны прибился к Володе и стал ему незаменимой опорой.
Вот и тогда, когда Анна Георгиевна зашла в его рабочий кабинет, вернее, в
маленькую то ли светелку, то ли каморку, Юрик что-то считал на калькуляторе,
с необыкновенной ловкостью нажимая на кнопочки небольшого и удобного то
ли тайваньского, то ли гонконгского счётчика с распечатывающим устройством.
- Привет! - Анне Георгиевне было приятно видеть этого весёлого, нем-
ножко нахального, но исключительно надёжного и умеющего ценить дружбу
парня.
- Здрасьте, здрасьте, - не поднимая глаз ответил Юрик. Было видно что
он настолько занят вычислениями, что не мог или не хотел отрываться от цифр
даже для короткого разговора.
- Юрик, не хочу тебе мешать, - проговорила Анна Георгиевна, но ты уж,
пожалуйста, присмотри, чтоб Володя с немцами не оплошал. Все-таки немалые
суммы перечисляем.
- Не извольте беспокоиться, мадам, - Юрик не отрывался от цифр. _ Все
будет ab gemaht zehr gut!
Чувствуя, что мешает, Анна Георгиевна скорее автоматически, по инерции,
чтоб завершить разговор, спросила напоследок:
- Паспорт, визы, билеты - всё в порядке?
Не поворачивая головы, Юрик ответил, продолжая выстукивать бесшумную
дробь на калькуляторе:
- Да вот они, на столе.
Чисто машинально, даже не зная зачем, может, для того, чтобы взглянуть на
разноцветную, переливающуюся разными цветами радуги печать немецкого
посольства на визе, Анна Георгиевна взяла верхний паспорт, приоткрыла его и
удивилась: с фотографии на неё глядело некрасивое, в очках, лицо Натащи.
- А что, Юрик, ты не едешь с Володей? - Анна Георгиевна удивилась ещё
раз, вслух.
- Да, то есть нет, - ответил Юрик и его рука остановилась.
- Как? Почему? - Анна Георгиевна вдруг почувствовала какую-то нелов-
кость, неуместность и своего вопроса, и своего положения. Дело в том ведь что
Юрик был у них и товарищем, и менеджером, и телохранителем, и даже
переводчиком. Всегда он ездил с Володей в командировки. Но даже не в этом
дело. Неловкость Анна Георгиевна почувствовала тогда, когда Юрик замешкался
с ответом. В этот короткий миг молчания, в мгновение, когда Анна Георгиевна
успела понять: "Думает, что сказать", в этом момент, по её словам, в ней как
будто молния сверкнула. В одну секунды всплыли забытые жалобы Володи на
нерасторопных продавщиц, которых приходилось менять чуть ли не через две
недели, его постоянные жалобы на усталость в те особые минуты, когда она
нежно целовала его, а он говорил, засыпая, "Чертовски устал". Вспомнились
намёки подруг о том, что бизнес мужей портит. Наконец совершенно неожи-
данно и вовсе некстати в памяти промелькнула пачка презервативов, которая
как-то выпала у мужа из дипломата, и которую, как сейчас со стыдом вспоми-
нала Анна Георгиевна, он, якобы, купил для приятеля.
Она вдруг резко повернулась, так же резко вышла из комнатёнки, и скользнув
взглядом по разрумяненным лицам двух продавщиц, почти вбежала в кабинет
мужа...
Анна Георгиевна так и не смогла рассказать о том, что она там увидела.
Каждый раз, когда она пыталась сделать это, слёзы боли, обиды, непонимания
слёзы острого стыда, отчаяния перекрывали её голос, руки начинали дрожать.
она закрывала лицо ладонями и плакала, плакала, плакала...
Домой она шла пешком. Через весь город. Шла пешком с одного берега на
другой. Пока перебралась через мост Патона, несколько раз останавливалась на
мысли, что сейчас, сейчас вот... Но образ дочери, образ маленькой русой
Светланы, встававший перед ней как икона, хранил её, а когда она ступила на
землю противоположного берега, ей показалось, что она перешла из одной
жизни в другую.
Та, первая жизнь, была нелёгкой. Смерть ребенка. Смерть родителей. Но она
была и радостной. Любовь. Рождение дочурки. Семья. Своё дело.
В этой, новой жизни, не было ничего. На какой-то миг ей показалось, что
её со Светочкой шальной волной смыло в тёмную холодную стихию ночного
океана и ей стало так страшно, что холодные струйки пота покатились по лбу,
по лицу, по спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119