К почтальону, который
разносил пенсии, он не пошел, а направился прямо к начальнику отделения
связи, молодому двадцатилетнему парню. И получил хамский ответ: "Пусть
сама приходит, ноги не отвалятся".
Никита, типичное дитя постсоветского общества, давно привык к тому,
что новые демократические власти полностью переняли привычки старой
государственной системы работать на отказ, а не на удовлетворение
человеческих потребностей, однако в быту сам редко сталкивался с
социальными институтами типа милиции, почты, ЖЭО, телефонной сети,
ремонтных и строительных организаций. Зато и никогда не комплексовал по
поводу "развитого идиотизма" чиновников, зная, что словом доказать ничего
не сможет, чиновничья исполнительная рать реагировала только на звонок
сверху, документ или грубую силу. На этот раз Никита озверел.
Он схватил начальника почты за ремень, приподнял и бросил на стул с
такой силой, что тот рассыпался.
- В следующий раз, если снова придется идти на почту мне, разговор
будет другой.
- Разговор этот произойдет раньше! - прошипел вслед белобрысый,
одетый модно, в ядовито-зеленые безразмерные штаны и кожаную безрукавку
начальник, но Сухов не обратил на реплику внимания. Матери он ничего не
сказал, только пообещал, что все будет нормально.
- Калиюга в разгаре, - грустно сказала все понимающая мама, погладив
сына по плечу. - Все изменяется к худшему, и нет лампады впереди.
- Калиюга - это что-то из индийской мифологии? - Никита повел мать к
остановке трамвая.
- По представлениям древних индийцев человеческая история состоит из
четырех эр: критаюги, третаюги, двапараюги и калиюги.
Критаюга - благой век, длилась один миллион семьсот двадцать восемь
тысяч лет... Тебе интересно? - Они остановились в тени тополя.
- Я когда-то читал, но забыл. Продолжай.
- Третаюга длилась один миллион двести девяносто шесть тысяч лет, и
эта эпоха характеризовалась уже уменьшением справедливости, хотя
религиозные каноны соблюдались, и люди радовались жизни. Во времена
двапараюги начали преобладать зло и пороки, длилось это восемьсот
шестьдесят четыре тысячи лет.
Ну, а калиюга... сам видишь: добродетель в полном упадке, зло берет
верх во всем мире, войны, процветание преступлений, насилия, злобы, лжи и
алчности... - Мама содрогнулась. - Грехопадение всегда ужасно, но уж в
таких масштабах... Я, наверное, опять брюзжу?
- Нет, ты говоришь справедливо. - Никита поцеловал мать в щеку. - Это
все, что ты знаешь о югах?
- Почти. Все эти "юги", как ты говоришь, составляют одну махаюгу,
тысяча махаюг - одну кальпу, то есть один день жизни Брахмы, а живет
Брахма сто лет.
- Долго-то как!
Мать засмеялась.
- Да уж, не то, что мы.
- А потом? Ну, прожил Брахма, допустим, свои сто лет, что потом?
- Потом уничтожаются все миры, цивилизации, существа и сам Брахма.
Следующие сто лет длится "божественный хаос", а затем рождается новый
Брахма. Что это ты вдруг заинтересовался? Отец оставил целую библиотеку по
индийской и буддистской философии, но раньше ты ею пренебрегал. Вот твой
друг - японец, тот все проштудировал.
Никита взглянул на часы.
- Он фанатик подобного рода литературы, мне это не дано. Ну, я
побежал, ма?
- Беги. Будь осторожен, что-то мне тревожно.
Они расстались. Машина Сухова стояла без бензина, и мать уехала на
трамвае, а он сел в метро и направился на поиски Ксении.
Увидеть ее захотелось непреодолимо. А еще тянуло рассказать ей
историю с убийством странного старика в парке и о передаче им знака в виде
пятиконечной звезды. "Символ вечности и совершенства"... Никита привычно
взглянул на ладонь, вернее, на запястье, потому что звезда, оставаясь
коричнево-розовой, как заживший ожог, переместилась уже на запястье, имея
явное намерение погулять по руке. Она почти не беспокоила, разве что
изредка отзывалась на какие-то внешние или внутренние раздражители
вибрацией тонких ледяных укольчиков, но именно этот факт и заставлял
сердце Сухова сжиматься в тревоге и ждать неприятностей.
В конце концов он решил объясниться с Такэдой, а если тот не сможет
помочь - пойти к косметологу и попросить свести пятно с кожи.
На Тверской, в переходе, уже недалеко от студии Ксении Красновой,
Никита стал свидетелем грязной сцены: двое молодых людей, неплохо одетых -
в джинсы, кроссовки "Рибок" и черные майки, выхватили у инвалида,
просящего милостыню, его картуз с деньгами и, не слишком торопясь,
пересекли переход, не обращая внимания на возмущенные возгласы женщин и
крики инвалида.
Обычно Сухов не вмешивался в подобные конфликты, считая, что этим
должны заниматься соответствующие службы, да и характер у него предпочитал
компромиссы, хотя и до определенного предела: и отец, и мать сумели дать
сыну понятия долга, чести и совести. Почему вдруг его потянуло "на
подвиги" именно в этот момент, он не анализировал, вероятно, сработала еще
одна черта характера - нередко он подчинялся ветру настроения.
Парней он догнал на лестнице, задержал за плечо крайнего слева,
белобрысого, с мясистым затылком.
- Минутку, мальчики.
Реакция юношей, указывала на то, что они хорошо отработали операцию
отхода: оба рванули наверх и в разные стороны, сметая людей на пути, но
тут один из них вместо "родной" голубой формы разглядел костюм Никиты и
свистнул. Они сошлись и, как ни в чем не бывало, двинулись навстречу
Сухову, поигрывая бицепсами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233