- Почему бы и нет?
- Тогда до вечера. - Никита направился вслед за художницей,
оглядываясь на галерею картин и чувствуя сожаление, что не насмотрелся на
них до наполнения души. - Кстати, как вы познакомились с Толей?
- На улице, вечером. - Ксения оглянулась через плечо, и Никита не
успел отвести взгляд от ее ног. - У гастронома на Сенной ко мне подошли
ребята... м-м, очень веселые, и Толя... уговорил их не шалить.
Никита представил, как уговаривал парней Такэда, фыркнул.
Ксения тоже засмеялась. Заметила его жест, кивнула на руку с
отметиной.
- Как ладонь, не беспокоит? Очень интересная форма у ожога, вы не
находите?
Сухов глянул на звезду, упорно сползающую к запястью, посерьезнел:
показалось, что после вопроса девушки звезда запульсировала, послав серию
уколов, добежавших по коже руки до шеи.
- По-моему, это не ожог. Толя говорит что-то странное, но не
объясняет, что имеется в виду. Потом поговорим. Итак, в семь?
Художница кивнула, глядя на него исподлобья, испытующе, серьезно, без
улыбки. Этот взгляд он и унес с собой, сохранив его в памяти до вечера.
Дома его ждал Такэда.
- Тебя уволили? - удивился Никита, привычно хлопая ладонью по
подставленной ладони приятеля.
- Я свободный художник, хожу на работу, когда хочу. Был у "три К"?
- Слушай, не зови ты ее больше так... технически, а?
- Хорошо, не буду. Так ты был?
- Только что от нее, смотрел картины.
- В студии? Или в запаснике?
- Ну, там их было много, десятка три.
Такэда хмыкнул.
- Надо же! Ксения не всем показывает свои работы, несмотря на
приветливость и наивность. Девушка это редкостная, такую встретишь одну на
миллион, учти.
- Уже учел. - Никита сходил на кухню и принес запотевшую банку с
квасом. - Мы с ней идем вечером в кафе на Москворечье.
- Это ты решил или она?
- Я. А что?
- Блажен, кто верует. Она не любит ходить по вечерам в кафе,
рестораны и бары. Не то воспитание, не тот характер, не те устремления.
Разве что в ресторан Союза художников, да и то очень редко.
Она талантливый художник...
- Я это понял.
- ...и живет в своем мире, - докончил Такэда бесстрастно. - Она тебя
взволновала, я вижу, но...
- Оямыч! - изумленно глянул на друга Никита. - Ты что?
С чего это тебя потянуло на менторский тон? Или она - твоя девушка?
Так бы сразу и сказал!
- Она мой друг. - Такэда подумал. - И ее очень легко обидеть.
Сухов сел, не сводя пытливого взгляда с безучастно-рассеянного лица
Толи, глотнул квасу.
- М-да... иногда ты меня поражаешь. Тебя еще что-то беспокоит?
Такэда выпил свой квас, помолчал.
- Беспокоит. Как случилось, что у вас в театре провалился потолок?
- Сцена, а не потолок. Провалилась, и все. Наверное, поддерживающие
фермы проржавели. Но я как раз ушел со сцены, надоело все, да и рука
зачесалась так, что спасу нет.
Толя задумался, хмуря брови. Никита впервые увидел на лице товарища
тень тревоги.
- То, что зачесалась рука - символично, Весть заговорила.
Но то, что провалилась сцена... неужели Они решили подстраховаться?
Ну-ка, расскажи еще раз, как действовали эти твои "десантники" в парке.
- Зачем? - Сухов снова с внутренней дрожью вспомнил ледяной взгляд
гиганта в пятнистом комбинезоне, его парализующее электроразрядами копье,
странный-голос: "Слабый. Не для Пути. Умрешь..."
- Дело в том, что в тот вечер в парке был убит еще один человек. Тот
многоглазый старик, который передал тебе Весть... - Такэда не обратил
внимания на отрицательный жест товарища, - вот этот самый знак в виде
звезды шел к убитому. Вестник шел к Посланнику, и их убили обоих. Не
смотри на меня, как на сумасшедшего, я же сказал, в свое время я тебе все
объясню, а пока пусть мои речи будут для тебя китайской грамотой.
Толя выпил еще один стакан кваса. Он был встревожен до такой степени,
что обычная его невозмутимость дала трещину. И говорил он больше сам с
собой, а не с приятелем, словно рассуждал вслух:
- Хорошо, что Они тебе не поверили, иначе действовали бы по-другому,
но плохо, если решили перестраховаться и оставили черное заклятие.
- Что-что?! - Никита смотрел на друга во все глаза.
Такэда слабо улыбнулся.
- Вообще-то заклятие - это психологический запрет, играющий для
данного района роль физического закона. А черное заклятие иногда называют
"печатью зла". Боюсь, ты не поверишь, даже если я попытаюсь тебе объяснить
все остальное. Ладно, поживем - увидим. Не возражаешь, если я у тебя еще
посижу?
Никита не возражал. Он был сбит с толку, озадачен и не знал, что
думать о загадочном поведении Такэды и об его более чем странных намеках.
И словно в ответ на мысли хозяина пятно на ладони отозвалось серией тонких
уколов-подергиваний, распространившихся волной по всей руке до плеча.
Три дня Никита выдерживал характер: Ксении не звонил, с Кореневым не
скандалил, с Такэдой разговора о загадочных "печатях зла" не заводил (хотя
намек на тайну его заинтересовал всерьез), зато усиленно занимался
акробатикой и готовился к демонстрации своего "фирменного" танца - чтобы
предстать перед Ксенией во всем блеске профессиональной подготовки. На
четвертый день позвонила мама и пожаловалась на то, что ей в очередной раз
не принесли пенсию.
Сухов уже не раз выяснял причины подобного отношения почтовых
работников, выслушивал их вранье насчет того, что "заходили, но дома
никого не застали", просил в следующий раз звонить дольше, извинялся и шел
за пенсией с матерью, но тут его терпение лопнуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233