Как ты сегодня танцевал!
Долго тренировался?.
- Долго. - Никита снова прокрутил в памяти только что прошедший
вечер, да и тело еще не отошло, и сладко ныли натруженные мышцы.
В балетную труппу Коренева он попал после окончания Смирновского
танц-хореографического, занимаясь одновременно гимнастикой и акробатикой в
сборной команде России, имея степень мастера международного класса.
Случались, конечно, накладки, когда тренировки в сборной совпадали с
репетициями в балете, однако Никите как-то удавалось творить компромиссы,
то есть тренироваться и работать в полную силу в течение двух лет. В
отличие от друзей он не любил ходить в ночные клубы, хотя и бывал в
Олимпийском, но удовольствие он получал по иным каналам.
Несмотря на свой рост - сто девяносто три сантиметра и приличный вес,
акробатом он был от бога - как говаривал Толя Такэда, добавляя: врожденный
дар, да еще отшлифованный. Но и в танце Сухов не знал себе равных, затмив
славу самого Коренева, который основал труппу современного эстрадного
шоу-балета и подгонял ее под себя. Никита был по натуре солистом, танец
любил и понимал естеством, совершенно свободно, чему способствовала и
атмосфера семьи: мать сама танцевала когда-то, преподавала хореографию, а
отец был неплохим музыкантом-скрипачом, пока не умер внезапно, мгновенно,
от разрыва сердца в одной из гастрольных поездок за границей.
Сначала Коренев ставил молодого танцора в параллельные связки, не
слишком обращая внимание на рост мастерства и класса его, но потом
заметил, что сам уходит на вторые роли, и для Никиты наступили трудные
времена. Выделяясь из массы остальных исполнителей, он вынужден был
подгонять свой темперамент, силу, возможности растяжки и пластики под
общее движение, потому что Коренев перестал давать ему сольные роли
практически во всех программах.
Промучившись таким образом полгода, подумывая о переходе в другие
труппы, в том числе классического балета - предложения были и довольно
солидные, - Никита вдруг решил создать собственную программу и показать ее
на конкурсном отборе среди мастеров балета. В формировании программы
большую помощь оказала мама, дав несколько советов и показав видеоролик с
выступлениями выдающихся фигуристов мира. Танец Толлера Крэнстона,
канадского профессионала, выступавшего в семидесятые годы двадцатого века
и не превзойденного позже никем из последователей в течение четверти века,
произвел на Никиту огромное впечатление. Такой пластичности, красоты
движения, необычности поз он еще не видел, и загорелся создать нечто
подобное не на льду, а на сцене.
Тренировался он почти год, никого не посвятив в свой план, даже
Такэду, а потом внезапно сорвался: оставил после репетиции труппу, сказав,
что подготовил сюрприз, включил кассету с музыкой, под которую репетировал
программу, и двадцать минут летал над сценой в порыве какого-то неистового
вдохновения, соединив плие, пируэты, фуэте и арабески в необычные и
сложные комбинации. Может быть, он уже знал или предчувствовал, что нигде
и никогда больше не покажет этот танец, в том числе и на конкурсе, Танец
не имел названия, он сочетал в себе элементы многих классических и
эстрадных танцев с стиле рэп, брейк и монопляс, кроме того в нем
присутствовали и сложнейшие па акробатических прыжков и гимнастических
связок, а также придуманные танцором тончайшие пластические переходы
мышечных растяжек и гибких махов, имитирующих бесподобную поступь
леопарда, охоту пантеры, броски змеи и гротескный полет гиббона по
деревьям.
Для увязки всего этого сложного танцевального пространства Никита
использовал чистоту, благородство и пластичность языка русской школы,
ритмику Хаммера, негритянского певца и танцора девяностых годов двадцатого
века, и опыт индийской танцевальной культуры, насчитывающей тысячелетия.
Особенно ему подошли стили школ бхарат натья и катхак - утонченной
разработкой мимики и движений рук, а также своеобразной системой
канонических жестов.
Когда музыка закончилась, в зале театра, оказавшемся забитым почти до
отказа, - слухи о "конкурсном показе" просочились во все помещения театра,
и в зал прибежали все, кто там был. - установилась абсолютная тишина. Ни
скрипа, ни шороха, ни хлопка! Лишь чей-то тихий вздох. Так, в полной
тишине, Никита и сошел со сцены, улыбнувшись Такэде, который молча взял
его под руку.
Да, вероятно, это и было прощание. С коллективом, во всяком случае,
если не с театром и студией. И все это поняли, кроме Коренева, пожалуй,
который пытался что-то говорить вслед уходящим, требовать, давать
распоряжения, и замолк на полуслове, потому что зал вдруг встал и стоя
проводил танцора штормом аплодисментов...
- Ты домой? - Толя Такэда, щурясь, смотрел на него задумчиво и
понимающе. У Никиты потеплело на душе: порой ему казалось, что друг
свободно читает его мысли, сочувствуя и сопереживая при этом. Это он нашел
у Бранта четверостишие:
От танцев много есть последствий,
Весьма тлетворных вмладолетстве:
Заносчивость и самохвальство,
Распутство, грубость и нахальство.
И добавлял: тебе не хватает лишь последнего.
- Проводить?
- Нет, пройдусь по парку, хочу побыть наедине с собой. Завтра в два
обедаем у тебя в институте.
Такэда хлопнул ладонью по подставленной ладони танцора, но не успел
сделать и шага, как вдруг из парка донесся странный улюлюкающий свист и
гул, от которого задрожала земля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233