Руки у мужика были также мосластые, с
лопатообразными ладонями, в каждой из которых уместилась бы человеческая
голова.
Лицо мужика стоит описать особо. Широкое, корявое, как сосновая кора,
оно создавало впечатление катастрофы, постигшей этого человека в раннем
детстве. Глаз на нем почти невозможно было отыскать: были они величиной с
вишню и сидели так глубоко, словно для них специально сверлили дыры. Нос
был не просто уродлив, он состоял из множества бугров и походил на кап -
нарост на стволе дерева, - а губастый рот не могла спрятать даже густая
борода - настолько он был широк.
- Ты кто? - спросил мужик, ощерясь, показав великолепные, крупные,
белые зубы. - По платну виже - не рядович, а витязи сюда не захаживают без
надобности.
- Я вой, - сказал Никита коротко. - А это...
- Меченоша, - подсказал Такэда. - А вы Ульт? Может быть, Ульр?
Сверху, с дерева, раздался рык и хрип, дуб затрясся, с него
посыпались мелкие ветки. Мужик задрал голову, крикнул тонким колосом:
- Слезай, не охотник это.
- Пуффай оффеф фыфаффиф, - раздался мощный хрипящий бас, что
переводилось, как: "Пущай оскеп вытащит".
- Наколол ты его, вой, - с укоризной сказал бородатый Ульт. - Чо ж
сразу не признался? Сказал бы заветное слово, мы бы и свистеть перестали,
чай не враги себе.
Никита повел плечом, глянул на дуб, подумал и начал взбираться по
стволу вверх, услышав вопрос Такэды:
- А какое заветное слово надо было сказать?
- Будто не знаешь, - ответил Ульт. - Россич идет! Мы россичей не
трогаем, бьются они больно.
Никита достиг развилки и обнаружил на ней второго мужика, как две
капли воды похожего на первого, разве что в полтора раза крупнее. Рот у
него напоминал разверстую пасть бегемота.
Копье Ягойой, пущенное рукой танцора, попало ему в рот и пригвоздило
левую щеку к дубу, так что он не мог пошевельнуться, не то что
разговаривать или свистеть.
Никита выдернул копье, и братец Ульта мешком свалился вниз, взревев,
как самолетный двигатель на форсаже. Копье слегка серебрилось, теплое и
сухое, без следов крови, и Никита подумал, что это оружие также относится
к разряду самонаводящихся и очень опасных, как шиххиртх и вардзуни.
Спустившись с дуба, он отдал копье Такэде, глянул на братьев-Соловьев.
Оба, как по команде, перестали шипеть, реветь и плеваться и уставились на
танцора.
Инф держался за щеку, но уже было видно, что рана его затягивается
прямо на глазах.
- А ну, отвечайте, по чьему наущению вы тут нападаете на добрых
людей?! - грозно насупил брови Сухов.
Братья переглянулись. Инф сплюнул, а Ульт застенчиво прошепелявил:
- Да мы сйми по себе, под тиунами не сидим. Раньше здесь
торунь-дорога была, да заколодела, никто за Порубежье не ходит, даже
витязи Яросвета.
Теперь уже переглянулись путешественники.
- Мы как раз его и разыскиваем.
- Так чо его здесь-то искать? Он в Древлянске, в стольном граде
живет, за Огнь-рекой., далеко от Порубежья.
- Порубежье? - заинтересовался Такэда. - Между чем и чем рубеж-то?
Ульт, который был гораздо разговорчивей своего жуткого двухметрового
- что по росту, что в плечах - братца, озадачился:
- Так ить известно, меж чем - меж Мировой Язвой и Великой Руцией.
- Что еще за Мировая Язва?
Ульт озадачился еще больше, схватился за бороду, хотел что-то
добавить, как вдруг перед его носом из-под земли вырвалась тяжелая черная
стрела и с гудением ушла в небо.
Братья замерли, побелев, как полотно, и, ни слова не говоря, Дружно
бросились наутек, в лес, затрещали кустами. Исчезли.
- Видать, хорошо знакомы с этим подземным стрелком, - задумчиво
проговорил Такэда, - раз так реагируют на стрелы. Может быть, он их
предупредил, чтобы не болтали лишнего?
- Эта стрела предназначалась не для них, - нахмурился Никита,
поглядывая то в небо, то на дыру в земле. - Спасибо Зу-л-Кифлу за
предупреждение, если бы не он - стрелок не промахнулся бы.
- Почему?
- Потому что мы заэкранированы изнутри, и лоцировать нас стало
трудней. - Никита снова глянул в небо. Такэда проследил за его взглядом и
увидел в фиолетовом, с белесыми прожилками, небе плывущую кругами черную
точку.
- Орел, что ли?
Сухов не ответил, заторопился.
- Айда отсюда, предчувствие у меня... нехорошее. Дойти бы до
Огнь-реки.
Но дойти они не успели.
Сначала их задержало странное болото, накрытое слоем тумана
зелено-синего цвета. Издали оно казалось настоящим туманным морем,
заполненном таинственным движением и жизнью. Берега у него были не просто
топкие, но вообще полужидкие, непроходимые, хотя с виду и казались сухими,
и затягивали путников, как зыбучие пески, несмотря на плащи бабы Яги.
Пришлось обходить болото изрядным крюком, который вывел их прямехонько на
старую, некогда покрытую крупным булыжником, дорогу, идущую ниоткуда - из
болота, и уходящую в никуда - в такое же болото. А по дороге двигалась
навстречу необычная процессия: десятка три-четыре старцев, одетых в
холщовые серые плащи-рубища, ведомых согбенным горбатым стариком, заросшим
по брови седым волосом.
В руке старик держал отсвечивающий инеем посох, нащупывая им дорогу.
"Сорок калик со каликою", - вспомнилось Никите "Слово о полку Игореве".
Монахи, что ли? Не похоже. Монахи здешней Руси-Руции - язычники - в стаи
не собирались. Паломники? Кающиеся? Собор старейшин?
Он отступил в сторону, собираясь пропустить процессию, и не сразу
среагировал на маневр старцев, начавших обходить их с обеих сторон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233