По всему списку. Может быть, это объясняло мое пристрастие к Зол
отой Середине, мою нерушимую веру в правило “умеренность во всем”. Никог
да в своей жизни я не доходил до крайностей. Ни в чем. Я никогда не ел ни слиш
ком много, ни слишком мало. Никогда не был самозабвенно жадным или самоза
бвенно щедрым. Никогда не был ни радикальным либералом, ни реакционным к
онсерватором. Не был ни гедонистом, ни аскетом, ни пьяницей, ни трезвенник
ом.
Никогда ни на чем не стоял до конца. Теоретически я знал, что неверно думат
ь, будто компромисс всегда является идеальным решением, что истина всегд
а посередине между двумя крайностями Ч не существует золотой середины
между правдой и неправдой, между добром и злом, Ч но при попытке принять л
юбое мелкое практическое решение я начинал мучительно колебаться межд
у разными возможностями и тупо застревал посередине, не способный опред
еленно и решительно стать на какую-нибудь сторону. Средний америк
анец.
Моя экстраординарная ординарность была не каким-то аспектом моей
личности, а самой ее сутью. Она объясняла, почему один я среди всех моих то
варищей никогда не задавал вопросов и не высказывал жалоб на результат л
юбых выборов или присуждения любых премий. Я всегда плыл строго по течен
ию в главной струе и никогда не оспаривал то, с чем было согласно большинс
тво. Это объясняло, почему никакие мои аргументы в школе или в колледже ни
когда не оставляли ни малейшего следа в потоке спора.
И еще это объясняло мое странное влечение к городу Ирвайну. Городу, где вс
е улицы и дома выглядели одинаково, где ассоциация домовладельцев не тер
пела никакого своеобразия во внешнем виде домов и ландшафтов. Там мне бы
ло уютно, там я был дома. Однородность манила меня, звала меня.
Но нелогично было бы считать, что раз я средний, то это делает меня невидим
ым, заставляет людей меня в упор не видеть. Или логично? Большинство людей
, если на то пошло, не являются исключительными. Они нормальные, средние. Н
о ведь их не игнорируют товарищи по работе, друзья, знакомые. Замечают вед
ь не только возвышенных или мерзавцев, не только индивидуальностей.
Но я был средним.
И я был незаметным.
Я пытался придумать какое-то действие или событие, которое опровергло бы
мою теорию, что-то, что я мог бы сделать, чтобы доказать, что я не полностью
ординарный. Я вспомнил, как в третьем классе меня изводили хулиганы. Ведь
тогда я не был средним, нет? Я достаточно выделялся, чтобы меня специально
выбрали как объект издевательств трое самых отчаянных ребят в школе. Одн
ажды они меня поймали на пути домой. Один из них держал меня, а двое других
снимали с меня штаны. Они потом стали играть со мной в “а ну-ка, отними”, пер
ебрасывая друг другу мои штаны, а я тщетно пытался их перехватить. Собрал
ась ржущая толпа, и в ней были девчонки, и почему-то именно это мне было при
ятно. Мне было приятно, что они видят меня без штанов.
Потом я это вспоминал, когда был уже подростком, когда занимался мастурб
ацией. Когда я вспоминал, как девчонки смотрели на мои усилия отобрать у х
улиганов свои штаны, возбуждение усиливалось.
Это ведь не нормально? Это не ординарно. Но я хватался за соломинку. У кажд
ого есть свои мелкие фантазии и отклонения.
И у меня их было наверняка среднее число. Даже мои неординарные пережива
ния были ординарными. Даже мои нерегулярности Ч регулярны.
Господи, даже имя у меня среднее. Боб Джонс. После Джона Смита это наверняк
а самое частое имя в телефонной книге.
Пицца у меня остыла, но я уже не был голоден. Уже не хотелось есть. Я посмотр
ел в телевизор Ч там какой-то репортер рассказывал о катастрофе с жертв
ами в Милуоки.
Большинство людей сейчас смотрят телевизор. Средний американец за ужин
ом смотрит новости.
Я встал и переключил канал на “Армейский госпиталь”. Потом отнес тарелку
в кухню, бросил остатки еды в мусорное ведро, тарелку в раковину и достал
из холодильника пиво. Мне хотелось надраться.
Пиво я принес обратно в гостиную, сел смотреть телевизор, пытаясь следит
ь за очередным эпизодом “Армейского госпиталя”, пытаясь не думать о себе
.
И заметил, что смех за кадром идет там, где мне смешнее всего.
Я выключил телевизор.
Джейн вернулась около девяти. Я уже уговорил шесть банок и мне стало если
не лучше, то хотя бы я не так зациклился на своих проблемах. Джейн посмотре
ла на меня, нахмурилась, прошла мимо меня и положила блокноты на кухонный
стол. Взяла сертификат оттуда, где я его оставил.
Ч Что это?
А я и забыл, что выиграл ужин. Я показал очередной банкой пива.
Ч Можешь меня поздравить. На работе была лотерея, и я выиграл.
Она прочла сертификат:
Ч “Элиз”?
Ч Ага.
Ч Потрясающе!
Ч Именно. Потрясающе.
Она снова нахмурилась.
Ч Да что с тобой?
Ч Ничего, Ч ответил я. Ч Просто ничего.
Я допил пиво, поставил банку на стол рядом с ее пустыми товарками и пошел в
туалет, где меня тут же и вывернуло.

На ужин в “Элиз” мы пошли через три недели. Дитя пригородов, я не пом
ню случая, чтобы я ел в нетиповых ресторанах. От “Макдональдса” до “Лавса
”, от “Черного Ангуса” и до “Дона Хосе” Ч рестораны, которые я осчастливи
л когда-либо своим посещением, не были оригинальными ресторанами, отража
ющими личность владельцев, а всегда типовыми корпоративными обжорками,
уютными надежностью своего единообразия. Когда мы вошли в дверь и я увид
ел элегантный декор, шикарных клиентов, я понял, что не знаю ни что здесь д
елать, ни как себя вести.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114