Дель Тако”.
И все.
Я должен был что-то сделать. Сменить работу, переменить личность, изменит
ь свою жизнь.
Но не мог.
“Средний” Ч это не было точное определение того, чем я был. В целом оно бы
ло верным, но не учитывало многого. Оно не все охватывало. Слишком оно было
щадящим, недостаточно хлещущим. “Незаметный” Ч это было точнее, и так я и
стал думать о себе.
Я был Незаметным.
С большой буквы “Н”.
На следующий день я поставил эксперимент. Я прошел мимо столов программи
стов, Хоуп, Вирджинии и Лоис. С каждым я поздоровался, и все они это игнорир
овали. Хоуп, самая добрая душа, рассеянно мне кивнула, что-то промямлив, чт
о можно было бы принять за приветствие.
Становилось все хуже и хуже.
Я исчезал, как краска с линяющей ткани.
По дороге домой на фривее я вел машину нагло, подрезая чужие автомобили, н
е пропуская, ударяя по тормозам, когда кто-нибудь пристраивался за мной. М
не гудели и делали оскорбительные жесты.
Здесь меня замечали. Здесь я не был невидимкой. Эти люди знали, что я живу н
а свете.
Я подрезал негритянку в “саабе” и был вознагражден резким звуком клаксо
на.
Я подрезал панка в спортивной машине и улыбался, пока он орал на меня чере
з окно.

Каждую неделю, по средам и субботам, когда разыгрывалась лотерея, я
покупал билеты. Я знал по статьям в газетах, что у меня нет шансов на выигр
ыш Ч но эта игра была единственным бегством от смирительной рубашки мое
й работы. Каждый вечер среды или субботы я сидел перед телевизором, глядя,
как нумерованные шарики для пинг-понга летают в своей вакуумной оболочк
е, и я не только надеялся, что выиграю, я действительно думал,
что выиграю. В голове у меня варились планы, что я буду делать, куда дену но
вообретенное богатство. Прежде всего я сведу кое-какие счеты на работе. Н
айму человека, чтобы вывалил на стол Бэнксу тысячу фунтов коровьего дерь
ма. Найму громилу, который заставит Стюарта танцевать голым в вестибюле
первого этажа под “Чертову уйму любви” группы “Лед Зеппелин”. А сам буду
орать ругательства в радиосеть компании, пока не вызовут охранников и не
выставят меня из здания.
А потом Ч к чертовой матери из Калифорнии. Куда Ч я не знал; точного мест
а еще не выбрал, но я точно знал, что хочу смыться отсюда. С этим местом было
связано все, что было в моей жизни плохого, и я здесь все обрежу и начну на н
овом месте снова, с чистого листа.
По крайней мере таков был мой план.
Но каждый четверг и понедельник, поглядев накануне розыгрыш лотереи и ср
авнив выбранные номера с моими, я неизбежно возвращался на работу, обедн
ев на доллар и еще на один день разочарования, потерпев крушение всех сво
их планов.
В один из таких понедельников я нашел на полу лифта оброненное кем-то фот
о. Это был снимок отдела тестирования, сделанный, очевидно, в шестидесяты
х. У мужчин были длинные бакенбарды, у женщин Ч короткие юбки и расклешен
ные брючные костюмы. На снимке были лица, которые я узнал, и это было стран
ное чувство. Я увидел молодую женщину с длинными волосами, которая стала
стриженой старухой; улыбающиеся веселые лица застыли жесткими морщина
ми. Противопоставление было такое ошеломляющие, разница такой очевидно
й, как трансформация в фильме ужасов. Никогда я еще не видел такого безнад
ежно ясного примера разрушительного эффекта времени.
Для меня это было как для Скруджа, когда он увидел Призрак-Рождества-Кото
рое-Еще-Будет. Свое настоящее я видел на этой фотографии, свое будущее Ч в
задубевших лицах моих коллег.
Я вернулся к своему столу, потрясенный куда сильнее, чем мне хотелось бы п
ризнать. А на столе меня ждала пачка бумаг с наклеенной запиской от Стюар
та: “Отредактировать Процедуры увольнения для отдела кадров. Сро
к Ч завтра 8.00”.
“8.00” было подчеркнуто.
Двойной чертой.
Вздохнув, я сел и пододвинул бумаги к себе. Весь следующий час я читал выде
ленные абзацы на страницах и просматривал заметки на полях, которые Стюа
рт хотел, чтобы я вставил в текст. Я сделал себе заметки, набросал грубые ч
ерновики исправлений, которые прикрепил скрепкой к соответствующим ст
раницам, потом понес свои материалы в комнату стенографисток. Я улыбнулс
я Лоис и Вирджинии, поздоровался, но они меня не заметили, и я ушел в угол к с
толу, где стоял компьютер.
Включив терминал, я вставил дискету и собирался начать вводить первое ис
правление, как вдруг остановился. Что на меня нашло Ч не знаю, но я положи
л пальцы на клавиатуру и напечатал:
“Служащий на полной ставк
е может быть уволен одним из трех способов: повешение, казнь на электриче
ском стуле или смертельная инъекция”.
Тут я перечитал, что написа
л. Я чуть не прекратил. Я чуть не переставил курсор на начало фразы и нажал
клавишу удаления.
Чуть не.
Колебания мои продолжались только секунду. Я знал, что если я распростра
ню эти исправления, и кто-нибудь их прочтет, меня уволят, но в каком-то смыс
ле я буду даже этому рад. По крайней мере, кончится мое прозябание здесь. П
ридется мне встряхнуться и поискать другую работу.
Но по собственному опыту я знал, что этого не прочтет никто.
Люди, которым я раздавал исправления и дополнения, редко даже вставляли
их в инструкции, не то что читали. Даже Стюарт, кажется, перестал проверять
мою работу.
“Служащий, увольняемый за плохую работу, по новым правилам не может подв
ергаться дыбе или четвертованию, Ч шлепал я дальше. Ч Пересмотренное р
уководство явно требует, чтобы такой служащий был уволен путем повешени
я за шею, пока не умрет”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114