— Двадцать пять, — провозгласил судья.В толпе раздался одобрительный шум, хотя и состояла она в основном из тачаков, зрители были восхищены великолепным представлением.Плачущая Элизабет дергалась и хваталась за ремни, удерживающие её, оставаясь совершенно беспомощной.Судья проверил ремни.— Связана надежно, — сказал он.Элизабет застонала.— Радуйся, маленькая дикарка, — сказал Альбрехт, — сегодня ночью в шелках удовольствия ты будешь танцевать танец цепей для кассарских воинов.Девушка отвернулась, вздрогнув. Она страдальчески вскрикнула.— Тихо, — сказал Камчак.Элизабет затихла и, борясь с слезами, молча лежала, ожидая, когда её освободят.Я срезал ремни с её запястий и лодыжек.— Я старалась, — сказала она мне со слезами на глазах, — я старалась.— Некоторые девушки, — сказал я ей, — бегали от бола более чем сотни раз. Они специально тренировались.— Сдаешься? — спросил Камчака Конрад.— Нет, — сказал Камчак, — ещё мой второй всадник должен участвовать.— Он даже не из народов фургонов, — сказал Конрад.— Все равно он будет участвовать.— Он не сделает это быстрее чем за двадцать пять ударов.Камчак пожал плечами. Я знал, что двадцать пять было замечательным временем. Альбрехт был великолепным наездником и опытным в этом спорте, хотя на этот раз его жертвой была только всего-навсего нетренированная рабыня, девушка, ни разу до того не бегавшая от бола.— В круг, — сказал Альбрехт другой кассарской девушке.Она была прекрасна.Она быстро вошла в круг, глубоко дыша, высоко держа голову.Она выглядела умной.У неё были черные волосы.Я заметил, что её лодыжки были чуть мощнее, чем признано желательным для рабыни. Они, должно быть, много раз выдерживали тяжесть её тела в быстрых поворотах и прыжках. Я пожалел, что не видел, как она бегает, потому что большинство девушек имеют свою манеру бега; если ты её уже видел несколько раз, скорость и уловки можно предвидеть. До того, как она вошла в круг, я видел, как она разминалась неподалеку — она немного пробежалась, расслабляя ноги, ускоряя кровь.Я понял, что она опытная соперница.— Если ты выиграешь для нас, — сказал ей Альбрехт, улыбаясь с седла каийлы, — этой ночью тебе дадут серебряный браслет и пять ярдов алого шелка.— Я выиграю для тебя, господин.Мне показалось, что она была чуть высокомерна для рабыни.Альбрехт оглянулся на меня.— Эта рабыня, — сказал он, — ни разу не была пленена ранее чем за тридцать два удара.Я заметил, как что-то дрогнуло в глазах Камчака, казавшегося безучастным.— Она великолепная бегунья, — сказал он только.Девушка рассмеялась.Она посмотрела на меня с презрением, хотя и был на ней надет тарианский ошейник, хотя и носила она кольцо в носу, хотя и была она клейменая рабыня, одетая в кейджер.— Пари, — сказала она, — что я добегу до копья.Это разозлило меня. Более того, я не мог не заметить, что хотя она была рабыней, а я свободным человеком, она не обратилась ко мне, как того требовал обычай, как к господину. Мне было безразлично это обращение, но оскорбление меня задело. Наглая девка.— Пари, что нет, — сказал я.— Твои ставки!— А твои?Она рассмеялась.— Если я выиграю, ты отдашь мне бола, а я подарю его моему господину.— Согласен, — сказал я. — А если выиграю я?— Не выиграешь!— Но если?— Тогда я отдам тебе золотое кольцо и серебряную чашу.— Почему это рабыня имеет такие богатства?Она вздернула голову, не соблаговолив ответить.— Я дарил ей несколько таких штучек, — сказал Альбрехт.Теперь я мог ручаться, что девушка, стоящая передо мной, не была обычной рабыней и существовала очень веская причина, почему ей позволено было иметь такие вещи.— Я не хочу твое золотое кольцо и серебряную чашу, — сказал я.— Что же тогда ты хочешь? — спросила она.— Если я выиграю, я возьму в награду поцелуй наглой рабыни.— Мерзкий слин! — крикнула она, и глаза её вспыхнули.Конрад и Альбрехт рассмеялись. Альбрехт сказал девушке:— Это разрешено.— Ну хорошо, тарларион, твое бола против поцелуя. — Ее плечи дрожали от возбуждения. — Я покажу тебе, как может бегать кассарская девушка!— Ты много о себе думаешь, — ответил я, — ты не кассарская девушка, а всего-навсего рабыня кассаров.Ее кулаки сжались. В бешенстве она оглянулась на Альбрехта и Конрада.— Я побегу, как никогда ещё не бегала! — крикнула она.Альбрехт сказал про эту девушку, будто бы она ни разу не была пленена ранее чем за тридцать два удара.— Что ж, — сказал я Альбрехту, — тебе, похоже, повезло с рабыней.— Да, — сказал он, — это правда. Может, ты слышал о ней? Это Дина из Тарии.Конрад и Альбрехт стукнули по своим седлам и громко захохотали. Камчак тоже рассмеялся, да так, что слезы побежали по бороздам шрамов на его лице.Он ткнул пальцем в Конрада:— Хитрый кассар, — рассмеялся он, — это была шутка.Даже я улыбнулся. Это тачаков называли хитрыми. Впрочем, хоть это и был хороший повод для того, чтобы посмеяться, но для народов фургонов, даже для Камчака, я же не был готов смотреть на происходящее с таким юмором. Возможно, шутка была и хороша, но я был не в том состоянии, чтобы воспринять её. Как умно Конрад изобразил подтрунивание над Альбрехтом, когда ставил двух девушек против одной. Мы ничего не знали о том, что одной из этих девушек являлась Дина из Тарии, а она, разумеется, будет бежать не для искусного Камчака, а для его приятеля, неуклюжего Тэрла, который даже не из народов фургонов и является полным новичком в управлении каийлой и бола. Возможно даже, Конрад и Альбрехт задумали это заранее. Вне всякого сомнения! Что они могут проиграть? Ничего! Все, на что можно было надеяться, — это на то, что Камчак победит Конрада. Но он не победил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123