Победителя нет.— Согласен, — сказал Конрад.— Нет, — сказал Альбрехт.Все посмотрели на него.— Пика и тоспит, — сказал он.— Состязание закончилось, — сказал я.— Выигрыша не было, — запротестовал Альбрехт.— Это правда, — сказал Камчак.— Победитель должен быть, — сказал Альбрехт.— Я на сегодня наездился, — сказал Камчак.— Я тоже, — сказал Конрад. — Пошли вернемся к нашим фургонам.Альбрехт указал копьем на меня.— Я вызываю тебя, — сказал он. — Копье и тоспит.— Мы закончили с этим, — сказал я.— Живая ветвь! — выкрикнул Альбрехт.Камчак втянул воздух.Некоторые из толпы начали кричать:— Живая ветвь!Я оглянулся на Камчака. В его глазах я прочитал, что вызов должен быть принят. В этих делах я должен быть тачаком.За исключением вооруженной схватки копье и тоспит с живой ветвью — наиболее опасный спорт народов фургонов.В этом состязании для мужчины стоит его собственная рабыня. Это почти то же самое состязание, что и поддевание тоспита с ветви, за исключением того, что фрукт держит во рту девушка, которую могут убить, если всадник промахнется или она испугается и дернется.Не нужно говорить, что много рабынь пострадало в этом жестоком спорте.— Я не хочу стоять для него! — вскричала Элизабет Кардуэл.— Встань для него, рабыня! — рявкнул Камчак.Элизабет Кардуэл, осторожно зажав тоспит в зубах, повернулась боком и заняла позицию.Почему-то она не производила впечатления испуганной, скорее разозленной.Я думал, она будет дрожать от страха. Но она стояла как скала, и когда я проскакал мимо нее, на кончик моего копья был наколот тоспит.Девушка, укусившая шею каийлы, та, чья нога была порвана зубами животного, стояла для Альбрехта. С почти издевательской легкостью он проскакал мимо нее, подхватив тоспит из её рта на острие копья.— Три очка каждому, — провозгласил судья.— Мы закончили, — сказал я Альбрехту. — Ничья.— Нет. Победителя нет.Он гордо выпрямился на гарцующей каийле.— Победитель будет! — крикнул он. — Лицом к копью!— Я не поскачу, — сказал я.— Тогда я провозглашу свою победу и женщина будет моей! — выкрикнул Альбрехт.— Если ты не поедешь, — сказал судья, — победа будет за ним.Я должен был скакать.Элизабет неподвижно встала в тридцати ярдах лицом ко мне.Это было самым трудным в состязаниях на копьях. Невероятно легкий удар, наносящийся оружием, свободно скользящим в расслабленной, свободно сжимающей древко руке, должен позволить острию подцепить тоспит изо рта девушки, и в случае удачи воин может быстро и плавно отдернуть копье назад, скользнув острием чуть слева от живой ветви. Выполненный хорошо — это великолепный, аккуратный удар. В случае же малейшей неточности девушка может быть ранена или убита.Элизабет стояла лицом ко мне, и вид у неё был не испуганным, а скорее вызывающим. Она даже стиснула кулаки.Я очень надеялся, что не пораню её.В предыдущем состязании я старался держать копье чуть левее, так что если удар был бы неточным, острие просто пронеслось бы мимо тоспита, не задев его, но теперь, когда Элизабет стояла ко мне лицом, я должен был ударить в самый центр фрукта, и никак иначе.Каийла бежала быстро и ровно. Когда я миновал Элизабет, унося тоспит на острие копья, толпа одобрительно зашумела.Воины восхищенно гремели копьями о лакированные щиты, мужчины кричали что-то восторженное, женщины-свободные и рабыни приветствовали меня звонкими возгласами.Остановив скакуна, я обернулся, ожидая увидеть Элизабет побледневшей, едва ли не теряющей сознание. Она, похоже, не собиралась этого делать.Кассар Альбрехт в гневе опустил копье и устремился к своей рабыне. В мгновение ока он миновал ее тоспит на кончике копья. Девушка безмятежно улыбалась.Толпа приветствовала Альбрехта.Затем, когда все немного попритихли, судья протянул руку к копью кассара и тот без удовольствия передал ему оружие для осмотра.— На острие кровь, — сурово сказал судья.— Я не коснулся ее! — крикнул Альбрехт.— Я не задета! — вторя ему, выкрикнула девушка.Судья продемонстрировал оружие. На кончике острия, как и на желтовато-белой кожуре фрукта, были явно видны следы крови.— Открой рот, рабыня, — приказал судья.Девушка замотала головой.— Сделай это, — сказал Альбрехт.Она открыла рот, и судья, грубо разведя ей челюсти, заглянул вовнутрь. Во рту была кровь. Девушка предпочитала глотать её, ничем не выдавая ранения.Она показалась мне бесстрашной, бравой девушкой.Правда, когда я внезапно понял, что теперь она и Дина из Тарии принадлежат Камчаку и мне, я испытал что-то вроде шока.Обе девушки, опустив головы и подняв скрещенные руки, преклонили перед нами колени. Элизабет Кардуэл сердито посмотрела на них. Камчак, посмеиваясь, соскочил с каийлы и, быстро связав им запястья, надел на шею каждой по кожаному ремню, привязав свободные концы к луке своего седла. Связанные таким образом, девушки продолжали стоять на коленях у лап его каийлы. Дина из Тарии бросила на меня беглый взгляд, в котором я успел прочесть робкое признание того, что я теперь её господин.— Я не знала, что нам нужны все эти рабыни, — промолвила Элизабет.— Молчи, — цыкнул на неё Камчак, — или получишь клеймо.Но, похоже, по каким-то одной ей известным причинам Элизабет Кардуэл смотрела волком скорее на меня, чем на Камчака. Она откинула голову и дернула ею так, что волосы подпрыгнули у неё на плечах.Затем по каким-то не вполне понятным мне самому причинам я вытащил путы, связал ей запястья, как Камчак сделал это с другими девушками, и надел ремень на её шею, привязав его к луке седла.Возможно, я таким образом хотел напомнить ей о том, что она тоже была рабыней.— Сегодня, маленькая дикарка, — добавил Камчак, подмигивая ей, — будешь спать скованная, под фургоном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123