Ингалора полагала, что покушение вряд ли готовится там, где обитает нежная Эмеше. Герцогская любовница совершенно не интересовалась внешней политикой. Напротив, если трон перейдет к потомкам Мэлгвина, то есть к ее сиятельному возлюбленному, сама Эмеше навсегда утратит даже тень возможности сделаться его законной супругой. Нет, ее заботы – только о самом герцоге.
Ингалора заговорила о необходимости «вылазки» первая. Софир брезгливо морщился и отказывался:
– Там чересчур много грубых мужчин... Ты женщина, Ингалора, тебе не понять, насколько это отвратительно.
Но его спутница настояла на своем, и они решили дать первое выступление нынешним же вечером, во время большого пиршества, которое герцог задает своим гостям.
«Изысканный балет с легким любовным сюжетом» они отложили для более интимного случая; сейчас же решено было исполнить два танца и спеть пару баллад.
Главный пиршественный зал замка использовался по этому назначению довольно редко. Обычно низкое просторное помещение, занимавшее весь второй этаж башни, было перегорожено плотными занавесями, которые служили здесь внутренними стенами. В многочисленных комнатках, возникавших таким образом, обитали «высшие чины» замка: кастелян, старшие «хозяюшки», начальники замковой стражи.
Устраивая грандиозные пиршества – а случалось это довольно редко, – герцог распоряжался убрать все занавеси, вынести в подвальные помещения все личные веши своих придворных и установить в пустом каменном пространстве длинные разборные столы, которые ради подобных случаев хранились в тех же подвалах.
– Ого! – сказала Ингалора Софиру, когда они вдвоем пришли посмотреть место своего будущего выступления. – Здесь еще просторней, чем на Лебовериной площади в столице!
– Зато голос не потеряется, – он махнул на голые стены, – здесь хорошая акустика.
– Ну да. И чавканье наших почтенных слушателей тоже, несомненно, будет усилено этой самой хваленой акустикой, – добавила девушка, кривясь.
Софир покровительственно похлопал ее пониже спины.
– Такова участь артистов.
– Лучше скажи – шпионов. Приходится заниматься разной ерундой.
– Например, стоять на голове перед сворой пьяных солдат, – задумчиво проговорил Софир. – И петь при этом... Надеюсь, ее величество оценит наши старания.
– Её величество вообще ничего не должна знать о наших стараниях, – возразила Ингалора. – Лебовера очень настаивал на этом условии.
– Вот в чем истинный героизм, Ингалора: умереть за владычицу так, чтобы она даже не проведала о твоей кончине.
– Не говоря уж о том, что ты вообще когда-то существовал на свете, – добавила девушка, лукаво поглядывая на своего огорченного приятеля.
– Ох! – вскрикнул Софир. – Лучше не говорить об этом!
– Ты действительно огорчен?
– Да! – горячо сказал он. – Мне почему-то всегда легче, когда я думаю о том, что королева знает обо мне. А ведь она действительно даже не догадывается...
Ингалора обняла его.
– Зато я люблю тебя. И Лебовера.
Софир вдруг рассмеялся и оттолкнул от себя девушку.
– Думаешь, я этого не знаю? Давай репетировать.
Они попробовали голоса, нашли удобное место для танца, настроили инструменты и ушли, предоставив слугам и дальше таскать блюда и кувшины, раскладывать обеденные ножи и прикалывать к скатертям большие желтые банты.

* * *
Замок Вейенто оказал на Аббану странное воздействие: девушку внезапно охватила глубокая печаль. Это было непонятно – даже для нее самой. Слезы выступили у нее на глазах, когда она вместе со своим отрядом ступила на последний участок горной дороги и впереди показалась вычурная твердыня герцогов Вейенто.
– Не могу объяснить, что со мной происходит, – чуть виновато проговорила она, обращаясь к Гальену. – Мне хочется плакать от обиды. Словно меня обманули. Не сегодня – когда-то. Давным-давно. И только теперь этот обман стал очевиден... Мне так жаль, так жаль!
– Чего тебе жаль, Аббана? – удивился Гальен.
Характер подруги до сих пор оставался для него загадкой. Иногда ему казалось, что он понимает ее – в конце концов, они уже давно вместе и вместе пережили немало! Но затем Аббана что-то говорила или делала, и Гальен чувствовал себя так, словно его вновь отбросило к самому началу их отношений. Он ничего не понимал в этой женщине. Возможно, именно потому, что она была женщиной. Существом, сплетенным из противоречий и тайн.
Минуло немало времени с тех пор, как они оба покинули Академию Коммарши. Иногда им казалось, что все случившееся в Коммарши происходило не с ними. С какими-то другими людьми, которых они знали когда-то. Очень давно. В иной жизни. Софена, ее дуэль и смерть, а затем и нелепая гибель Эгрея...
Вскоре после исчезновения Эгрея Гальена и Аббану призвал к себе командир их сотни.
– Ну вот что, умники, – сказал он, не глядя им в глаза и постукивая пальцами по столу, – мы здесь не для прогулок собрались. Вам ясно?
Они переглянулись, и Аббана произнесла:
– Ясно, господин сотник.
– Вот и хорошо, что ясно... – произнес он кислым тоном. – Мне тут пришло распоряжение, – он указал пальнем на потолок, очевидно имея в виду очень высокое начальство, – хотя лично мне оно совсем не по душе. Так и знайте. Я своего мнения скрывать не буду – и с вас тоже глаз не спущу!
Он помолчал. Подчиненные стояли перед ним не шевелясь. Они уже усвоили: сотник мог изъясняться не вполне внятно, однако он никогда не путался в мыслях и всегда держал в уме некую конкретную цель, к которой и подводил своих слушателей.
– В общем, так. Мне было велено производить в сержанты людей, которые хоть в чем-то смыслят. Грамотных, проще говоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163