Он даже захотел есть – этого с ним тоже давно не случалось.
Улыбка, забытый гость, вернулась на исхудавшее лицо, и выглядела она так же странно, нелепо и даже пугающе, как разряженная пышная красотка среди истлевших мертвецов.
Справа король был залит ярко-синим светом, слева – ядовито-желтым. Если смотреть на него сбоку, то его можно было видеть, однако не полностью, но лишь наполовину. Если же сместиться на несколько шагов и заглянуть прямо в лицо Гиону, то не будет никакого лица, только черная линия, разделяющая желтый и синий цвета. Прозрачные руки по-прежнему свисали вдоль тела, они едва шевелились на слабом ветерке, как мантия медузы.
Сквозь опущенные веки Гион видел площадь и дворец: они приобрели странный вид, дрожали, изгибались, теряли четкость очертаний, и их прямые углы начинали извиваться, точно живые.
Это было забавно. Гион усмехнулся.
Душа, средоточие боли, на время забыла о своих правах, а тело утратило земную тяжесть; король получил наконец возможность передохнуть.
Он поднялся еще выше и остановился прямо над мечами. Еще миг – и он сделает последнее усилие, выпустит лунные лучи, и тогда вернувшаяся земная тяжесть бросит ему навстречу все десять острых клинков. Он думал о предстоящем мгновении, он предвкушал его, и все тело его чесалось от нетерпения: в ожидающей боли таилась сладость, слишком сильная, чтобы, испытав ее, можно было остаться жить.
Сейчас...
Он напрягся и вышел из светового столба.
И полетел вниз.
Сильный толчок отбросил его в сторону: совершенно не та боль, которой он вожделел, пронзила избитое тело. Чужая боль, неприятная. Навязанная кем-то со стороны.
Гион вынужден был открыть глаза.
Над ним низко висело небо, и каждая звезда в небе была отчетливо видна – отдельно от прочих. И Гион понял, что небо являет ему образ одиночества, отныне составляющего для него сущность вселенной.
Он шевельнул пальцами, зарылся в пыль. Рядом кто-то двинулся – сел. Гион повернул голову. Небо исчезло из поля зрения – теперь король видел неясную человеческую тень, наполовину растворенную мраком ночи.
– Теган, – сказал король, – ты напрасно остановил меня. Я все равно уйду.
Теган еле слышно всхлипнул.
«Плачет? – с удивлением подумал Гион. – Этого не может быть!»
И сказал вслух:
– Ты плачешь? Но этого не может быть!
– Не уходите, отец, – сказал Теган. – Я не справлюсь.
– Справишься, – выдохнул король.
– Не уходите, – повторил юноша.
– Я больше не могу, – объяснил Гион. И взмолился: – Отпусти меня. Моя кровь ничего не стоит. Твоя мать накормила эту землю на десятки лет вперед... А я ничего не стою.
Теган осторожно положил ладонь на лоб отца. Узкая, сухая, теплая ладонь.
– У тебя хорошие руки, – сказал Гион, задирая голову так, чтобы поцеловать руку сына. – Как хорошо...
Теган не ответил. Просто сидел рядом, в пыли, на площади, а Гион медленно таял прямо под его руками. Сжав пальцы на плече отца, Теган ощутил пустоту. Видимость телесной оболочки Гиона еще оставалась на площади некоторое время, и вставшее солнце задело ее контуры и зажгло золотом края; но полные играющей пыли косые лучи пронзили насквозь то, что являло собой образ Глина, и тогда Теган поверил в то, что отец исчез.
Молодой король встал. Тень Гиона задрожала и рассыпалась у его ног. Тогда Теган выдернул из земли все десять мечей, сложил их на сгибе локтя и медленно зашагал в сторону дворца.

* * *
Коронация Тегана проходила торжественно, при большом печении народа. На перекрестках стояли бочки с вином и играли музыканты, но веселье получилось какое-то истерическое, нервное: люди боялись нового правления.
Теган – не Эльсион Лакар. Эльфы больше не дадут людским королям женщин своей крови. Придется вспоминать былые времена: работу до седьмого пота, неблагодарную землю, ломающиеся плуги, бедность, рабскую зависимость от капризов погоды.
А после начнется недород... Молодой король не справится.
Тревога росла, отравляя Королевство и мешая обрести радость в праздник.

* * *
Гион сразу узнал тот серый мир, где побывал давным-давно, когда в первый раз пошел следом за Ринхвивар. Он не был мертв; просто его поглотил туман, и здесь, и дальше, и впереди, и позади – нигде не было ничего, кроме бесконечного клубящегося тумана.
«И все же тут можно жить, – подумал Гион. – И отныне я буду жить здесь, в небытии. Странное место для обитания...»
Он шагал легко и бездумно, то ныряя в густые клочья повисшей в воздухе влаги, то выбираясь на просветы. Ему было безразлично и то, и другое. Сейчас у его пути не было никакой цели. Никто не ждет его, никто не зовет.
И едва лишь он понял это, как тотчас же пришло другое понимание: не следовало обольщаться. Кое-что ждало его, и кое-что его позвало.
Много лет назад на этой тропинке юноша по имени Гион оставил свою кровь. Странное, меняющее облик чудовище, что бродит по серому миру, изнемогая от голода и жажды, набросилось на него и ранило. И пока оно насыщалось кровью, вытекшей из человечьей раны, Гион успел бежать.
Но часть его осталась здесь, в этом мире, и, когда Гиону захотелось уйти в небытие, она, эта затаившаяся часть, воскресла и позвала его.
Вот почему он здесь.
Гион сел прямо на землю и начал обдумывать произошедшее. У него имелась вечность для того, чтобы поразмыслить хорошенько. Правда, он не вполне понимал – для чего ему это понадобилось. Должно быть, привычка еще с человечьих времен – осмыслять любое жизненное явление. Или какая-нибудь другая, столь же необязательная причина.
Не важно.
Ему не хотелось жить, но еще меньше хотелось существовать в одиночестве и мучиться скукой и тоской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163