И лошадь, и экипаж, и Кустер вполне устраивали Эмери: добротные и малопримечательные.
Вернулся Фоллон: все дела были устроены наилучшим образом.
– Этот Кустер – крепостной человек здешнего хозяина, – сообщил он. – Я оплатил наем работника на полгода вперед. Жалованья самому Кустеру платить не нужно. Рожей он похож на поэта, но это ничего не значит: хозяин говорит – лошадник он, каких мало. Ну, прощайте, господин Эмери.
Эмери кивнул, глядя на Фоллона задумчиво – как будто уже издалека:
– Прощайте...

* * *
Потянулись дни: ухоженная дорога, ухоженные поля, ухоженные селения. Чуть дальше от столицы несколько раз встречались путнику невероятно бедные, практически разорённые деревни. Увидев такое впервые, он велел Кустеру остановиться и вышел из экипажа.
В этой части Королевства Эмери никогда не бывал. По правде говоря, он вообще мало где бывал. Прежде он полагал, что Королевство процветает повсеместно, в какой его уголок ни загляни. Открывшееся зрелище оказалось для Эмери в новинку. Он даже не подозревал, что такое возможно.
Десятки домов стояли пустыми и медленно разваливались. От одного остались только угли, многократно залитые дождями и растоптанные, да остатки каменных ступеней крыльца – оставленный жильцами, дом сгорел, и никто даже не озаботился тушением пожара: дом стоял на отшибе, опасности для прочих не возникло.
Эмери медленно обводил глазами полумертвую улицу. Черные пустые окна, провалившиеся крыши, серая сорная трава на месте огородов – грядки все еще сохраняли прежние очертания, но плодов на них уже не росло.
Обитаемые здания производили не менее жуткое впечатление: они тоже разрушались, несмотря на все попытки хозяев как-то латать дыры. Из крыш и стен торчали пучки гниющей соломы. Половина окон не имела рам и просто закрывалась ставнями. Возле единственного колодца, вокруг непросыхающей лужи, играли полуголые ребятишки. Две тощие, как жерди, женщины скучно бранились между собой; причина их распри осталась для Эмери неведомой, поскольку при виде чужого человека, да еще дворянина, обе смутились и попытались обратиться в бегство.
Эмери преградил путь одной из них и подставил ногу. Женщина споткнулась и упала; деревянное ведро выпало из её рук, вода разлилась.
– Встань-ка, – сказал ей Эмери. – Да не бойся. Куда это ты удираешь?
Она поднялась, провела ладонями по мятому платью.
– Нечего так пугать людей, – проворчала она. – Ты знатный господин, ну так и проезжай себе мимо. Много вашего брата видано, толку все равно нет.
По тому, как она дерзила, Эмери понял, что здешние крестьяне действительно доведены до отчаяния.
– Вы чьи? – спросил он.
– Тебе-то что, не твои, – был ответ.
– Расскажи мне, что тут произошло, а я дам тебе три серебряных грошика, – сказал Эмери.
Она сильно фыркнула носом, но денежки взяла. Отвернулась, тоскливо уставилась на пустые поля, где рослый сорняк уверенно заглушал редкие колоски.
– Эльфийская кровь им не нравилась... – проворчала женщина. – Белый хлеб они не любят. Знаешь, с чего началось? – Неожиданно она повернулась к Эмери и гулко стукнула себя по груди тощим кулаком. – С баб! С нас и началось! Сперва – все разговоры, разговоры... Приезжал какой-то умник, продавал на площади – вот здесь, у колодца, – пуговицы городской выделки, ленты, тесемки, разную мелочь, крючки, медные петли... Понимаешь?
Эмери кивнул.
– Приблизительно.
– Продавал, – с оттенком мстительного удовольствия повторила женщина. – А сам все беседы вел. Про белый хлеб, про вырождение. Показывал рисунки: двухголовый теленок, уродливые дети. Ужас! Бабы и понесли: все зло от Эльсион Лакар, королевская кровь сгнила и портит землю... Как же, мол, наши далекие предки без всяких эльфов жили? Все такое... Баба в семье лучше любого червя точит. Менее месяца прошло – сожгли то зерно, которым сеять собирались, закупили какое-то другое, чёрное. Что взошло – сам видишь. Тогда еще лучше было... Ладно.
Она махнула рукой. Помолчала немного, собираясь с мыслями. Подтолкнула носком ведро, полюбовалась, как на дне плещутся остатки воды – той, что не успела пролиться.
– Приезжал человек от нашего хозяина. Интересовался. Нашлись дурные головы – уж не знаю, как вышло, только хозяйского управляющего убили. И затаились – что будет? Ясно, что было: через неделю прибыли солдаты. Солдат – как редиска, из земли выдернут, у него ни родни, ни родины нет, ему все равно, в кого пикой тыкать... Смутьяны наши побежали им навстречу – «не боимся»! Как же, не боялись они! Едва только на острия налетели, сразу повернули назад и с той же прытью поскакали прочь Солдаты – за ними. Знаешь ведь, если ты знатный господин, что зверю нельзя показывать своего страха.
– Положим, знаю, – согласился Эмери.
Женщина глянула на него, прищурившись.
– Ничего ты не знаешь, ты еще маленький, – сказала она. – Ты мне в сыновья годишься.
– Ну, нет, – возразил Эмери. – Ты не заговаривайся, тётка. В сыновья я тебе никак не гожусь. Моя мать – благородная дворянка.
– Да уж, – легко согласилась она. – Благородная дворянка такого бы не допустила, чтобы ее дети бегали, точно зайцы... Солдаты за нашими-то погнались и многих на копья поддели. Потом от ран умирали по нескольку дней, заживо сгнили. Это тяжело было. Кто остался жив, согнали в кучу. Вышел капитан, мужчины перед ним попадали на колени, стали руки тянуть и причитать: «Бабы нас попутали!» Это правда была. Капитан распорядился, чтобы баб собрали. Согнали и баб. Кто громче всех вопил, тех и высекли. После того забрали человек десять, увезли. Не знаю, куда.
– Плохо, – сказал Эмери.
– Куда уж хуже!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163