– Кстати о принце, – заговорил Госелин, – мне кажется, я пропустил что-то важное. Что случилось на постоялом дворе?
– Обычная драка. – Ренье махнул рукой и показал на распухший висок. – Лично мне досталось. Ему – еще не знаю, не имел возможности рассматривать.
Все трое помрачнели, переглянулись. Агилон высказался:
– Если у его высочества хотя бы вполовину так распухла рожа – королева продаст нас в рудники своему родичу герцогу.
– Полагаю, до этого не дойдет, – с самым серьезным видом возразил Госелин. – В намерения ее величества не входит усиление северного герцогства.
– Откуда такая уверенность в своих силах? – возразил Агилон. – Нам хоть какое дело поручи – что угодно развалим, не то что рудники.
– Следить за принцем – труднее, чем долбить кайлом скалы, – заявил Госелин.
– Вот и попробуем сравнить, – заключил Агилон с видом полной покорности судьбе. И обратил взор на Ренье: – Из-за чего там все случилось?
– Нет, это лучше вы мне скажите, где вас так долго носило? – взорвался Ренье.
– Неважно... Мы ведь успели вовремя, – махнул рукой Агилон. – Кто начал драку?
– Разумеется, принц, – ответил Ренье.
– Ну разумеется! – Агилон вложил в эти слова столько иронии, сколько сумел в себе отыскать.
– Нет, в самом деле! – сказал Госелин. – Почему он разозлился?
– Потому что болтуны и сплетники назвали наследника престола ублюдком и выродком, – ответил Ренье. – Они говорили о том, что кровь Эльсион Лакар – отрава, а сами Эльсион Лакар и особенно их отдаленные потомки – неполноценные существа.
Госелин молча отвернулся, Агилон, напротив, слушал жадно: ему всегда нравились сплетни, и чем грязнее, тем приятнее они щекотали воображение. Он поднял брови с нескрываемой насмешкой:
– И что же во всем этом так возмутило принца?
– Не знаю... – признался Ренье. – Все. Возможно, то, что они говорили о его матери.
– А что они говорили о ней? – тотчас спросил Агилон.
Ренье покачал головой.
– Не могу повторить. Неважно. И еще – что принц не мужчина... и не женщина... вообще – никто. Извращенец.
Он поднял глаза на Агилона почти робко – не сомневаясь в том, что тот хотя бы покраснеет. И уж в любом случае признает за принцем право на негодование.
Но ничего подобного не случилось. С лица Агилона так и не сошла ироническая улыбка.
– А разве это неправда? – осведомился он как ни в чем не бывало.
Ренье тихо переспросил:
– Что – неправда?
– Что принц – извращенец, что он не может иметь близости с женщиной... Это же правда.
Ренье чуть раздул ноздри; у него разом онемели скулы и губы – он не мог выговорить ни слова. Агилон заметил это.
– Что ты фыркаешь? – повторил он. – Говорю тебе, это чистая правда. Он потому и издевается над нами... Мы – полноценные мужчины, мы – люди, а он даже не Эльсион Лакар. Ты же видел его кровь!
Ренье машинально кивнул. Талиессину не раз доводилось пораниться на глазах у своих придворных, и каждый раз они, не в силах побороть любопытства, смотрели, как кровь вытекает из рассеченной кожи: ярко-красная, чуть более жидкая, чем у обычных людей. И каждый раз им приходилось прикладывать усилие, чтобы не поддаться искушению, не обмакнуть в эту кровь палец, не облизать ее, не подобрать в платок, чтобы потом закопать у себя в саду и проверить – не станут ли гуще расти травы, не улучшится ли сорт садовых роз, не окажутся ли яблоки слаще или крупнее.
Ренье не сомневался в том, что Талиессин знает об этом. Не может не знать. Потому и презирает их так откровенно.
– Он сам виноват в том, что люди считают его извращенцем, – безжалостно продолжал Агилон. – Если уж довелось уродиться... таким, то, по крайней мере, мог бы делать вид...
Ренье поднялся на ноги.
– Как же вы можете служить ему, если считаете его неполноценным? – спросил он.
Агилон пожал плечами, а Госелин хмыкнул.
– Кто же отказывается от придворной должности! Ты ведь тоже не отказался.
Ренье провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Неожиданно Агилон расхохотался.
– А ведь он верит! – воскликнул он. – Верит во всю эту дребедень насчет эльфийской крови! Он же от чистого сердца...
Теперь смеялись уже оба. Ренье смотрел на них широко раскрытыми глазами, а они давились хохотом, кашляли, задыхались и снова принимались хохотать, пока их не начало тошнить.
Наконец Госелин произнес:
– Сразу видно, что ты провинциал, Эмери. Тепличное растение из академических садов. Ее величество королева – по крайней мере прекрасная женщина, и здравомыслящим людям абсолютно безразличен способ, которым она поддерживает свою власть. Но он... Ты же встречаешь его каждый день – неужели до сих пор не заметил очевидного?
Ренье медленно закрыл глаза. Сомнение вошло в его сердце, но вместо того, чтобы заполнить его, напротив, опустошило: там, где только что цвели сады, образовались бесплодные песчаные равнины. И по этой пустоте Ренье опознал тщетность и ложь своих сомнений и попытался отринуть их.
– Я не знаю, – сказал он, не желая посвящать собеседников в свои мысли.
– Ну так знай, – объявил Агилон и растянулся на соломе поудобней. – Происходящее лишено смысла. Королевству когда-нибудь понадобится другой наследник. Разумеется, – прибавил он, – это вовсе не означает, что мы намерены участвовать в каком-нибудь идиотском заговоре против правящего дома. Нет, мы будем служить ему – как умеем, честно. Только в этом все равно нет смысла. Лично я не в состоянии поверить в то, что обесценилось еще несколько поколений назад. – Он приподнял голову и дружески улыбнулся Ренье. – Ну что ты так помертвел? Ничего страшного не происходит. Просто не стоит позволять себе обольщаться, чтобы потом не впасть в разочарование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163