– Ложись да спи. Я открою окно.
«Он открыл окно, – подумала Эйле. – Я смогу выбраться отсюда в любой миг, если захочу».
Он побродил еще немного по комнате, несколько раз останавливался возле девушки и рассматривал ее, а после отходил. Наконец он ушел вовсе, и Эйле смогла наконец заснуть.
Глава четырнадцатая
МИЗЕНА
Адобекк хмыкнул:
– Должно быть, сейчас я услышу нечто новое.
Но Эмери не поддержал его легкомысленного тона. Он сел, принялся натягивать тонкие кожаные перчатки.
– Мне не нравится, что в той девушке, Фейнне, видят просто-напросто отмычку. И герцог, и даже королева.
– Выражайся пристойнее. Ты все-таки дворянин на службе ее величества.
– Куда уж пристойнее! – Эмери повернулся к дяде. – Все остальные слова хоть и больше соответствуют положению дел, но вообще неудобопроизносимы... – Он подался вперед, стиснул кулаки. – Для вас все это звучит отвлеченно: некий человек из Мизены, некая дочь некоего человека из Мизены, некий телохранитель некой дочери некоего человека из Мизены...
– Кажется, в грамматике такой прием называется «нанизыванием», – вставил Адобекк.
Эмери снова отказался сменить тон.
– Но ведь ни вы, ни ее величество не знали их, не были с ними дружны...
– Если ты постараешься как следует, многолюбезный Э мери, то у ее величества появится отличная возможность свести сердечную дружбу с дочкой торговца и дезертиром из армии Ларренса, – произнес Адобекк, хлопнув племянника по плечу. – Да и я не откажусь от этой чести!
Королевский конюший шумно выдохнул, потоптался по комнате.
– Вот что мне в тебе решительно нравится, Эмери, – высказался он наконец, – так это твое умение собираться в дорогу, не устраивая в комнатах разгрома! Бывало, укладываю я мои сундуки – так вокруг такое творится! Будто в доме побывали десятки дезертиров из армии Ларренса – и все голодные, и все грязные, и все жутко жадные...
– Просто я беру с собой мало вещей, – улыбнулся наконец Эмери.
– Ну ладно, ладно... – Дядя Адобекк снял с полки обширный кружевной воротник и заботливо начал укладывать его в сундук, сминая прочие предметы. – Больно ты строг со мной. Мне тоже жаль девушку. Но что мешает мне извлекать из этого похвального чувства заодно и пользу для правящей династии?
– А это сопоставимо с требованиями обычной совести?
– По-твоему, у придворного может быть обычная совесть?
– Как же, в таком случае, среди придворных остаются честные люди?
– Все дело в ловком комбинировании, – поучающе молвил Адобекк. – Требования чистой совести изумительным образом умеют сочетаться с соображениями выгоды.
– Как же вы поступаете, если сочетания не происходит?
– Делаю выбор. – Адобекк насупился. – Полагаю, сейчас не время обсуждать это. Ненавижу делать выбор! Всегда лучше увильнуть от принятия решения и свалить бремя ответственности на других. Запоминай, потому что когда-нибудь и тебе придется поступать так же.
Эмери подошел к дяде и крепко обнял его.
– Я найду Фейнне, – сказал он.
Адобекк прижал племянника к себе.
– Имей в виду и никогда не выпускай этого из мыслей: Фейнне – только ключ к миру Эльсион Лакар. Для тебя важно не столько спасти дочку торговца, сколько найти подходящую жену для Талиессина. Она должна быть из королевского рода. Помни об этом. Эльсион Лакар – лукавы и будут убеждать тебя в том, что в жены нашему принцу сойдет любая. Не соглашайся. Требуй принцессу. – Адобекк сморщил нос. – Ну, в крайнем случае бери, конечно, любую, потому что Эльсион Лакар правы: для возобновления брачного союза между Королевством и королями довольно лишь чистоты эльфийской крови...
И, снабдив племянника всеми этими разноречивыми указаниями, Адобекк удалился, очень растроганный.

* * *
Из столицы Эмери вышел пешком. Фоллон сопровождал его в первый день пути – нес его сундучок. В самом отдаленном предместье, на постоялом дворе, наняли экипаж с, возницей. Возницу звали Кустер. Он мало походил на крестьянина или трактирного слугу: тонкий, хрупкий, с печальным лицом и вдумчивым взором меланхолика. Очень светлые, почти белые волосы обрамляли молодое лицо, так что – при надлежащем складе мыслей – можно было счесть его преждевременно поседевшим после каких-либо невероятных испытаний. (Любознательному человеку оставалось только гадать – каких именно.)
Впрочем, Эмери был слишком поглощен собственными заботами, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. И уж меньше всего заботила молодого человека наружность наемного возницы.
Эмери устроился в трактире, потребовал горячего. Все дела улаживал Фоллон: договаривался об экипаже, лошадях, оплате. Фоллон же расплачивался; у Эмери было время немного передохнуть и поразмыслить.
С дядей он прощался долго, десятки раз выслушивая одни и те же наставления, произносимые с разной интонацией, в разных выражениях и снабженные – с присущей Адобекку изобретательностью – всякими приличествующими случаю остротами и примерами. С братом, напротив, расставание вышло коротким; они обнялись, перекинулись неловкими фразами: Ренье обещал не посрамить доброго имени Эмери, особенно перед девицами и прочими дамами, какие только повстречаются на пути, а Эмери сказал «с тебя станется» – и на том замолчал. Ренье еще раз обнял его, сильно покраснел, поцеловал в щеку – и убежал, оставив брата, тоже покрасневшего, тереть место поцелуя и хмуриться.
Скоро Фоллон отправится назад, в столицу, к своему господину, и путешествие Эмери начнется по-настоящему.
В окно он видел, как Кустер выводит лошадь и впрягает ее в экипаж, как привязывает дорожный сундучок Эмери позади кареты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163