– назидательно проговорил он.
Талиессин вонзил кинжал в крышку стола.
– В каких вопросах? – осведомился он.
– Что? – опешил возчик.
– В каких вопросах он разбирается?
– Э... – Возчик сердито приложился к своей кружке. Он был сбит с толку, и ему это не понравилось.
Зычный сказал:
– А вот в таких, что нами правят выродки!
Одним гибким прыжком Талиессин вскочил на стол, ударом ноги опрокинул кувшин с пивом, другим ударил зычного в подбородок и мгновенно переместился на другой край стола. Со стороны казалось, что он танцует.
Ренье пришлось неловко пробираться по скамье, тесно придвинутой к столу. Он спешил. Прочим завсегдатаям «Стражника и бочки» определенно не понравится молодой нахал, который затевает здесь драки на ночь глядя. Закончится все тем, что Талиессина свалят на пол и изобьют, а после вышвырнут вон.
Талиессин перепрыгнул с одного стола на другой, попал ногой в блюдо с обглоданными костями, и объедки разлетелись в стороны. Странно искривляя рот, принц смеялся, но смеха этого слышно не было: все заглушал грохот падающей посуды, шумные проклятия и топот ног. Несколько человек уже носились по залу в попытках схватить дебошира. Один из этих преследователей очень удачно споткнулся о ногу Ренье и упал, но другой тотчас нанес молодому человеку удар кулаком в лицо.
Ренье пошатнулся и повалился спиной на стол. Мгновение он созерцал закопченный потолок и несколько коптящих масляных светильников, привешенных к поперечной балке. Один был особенно старый, в виде бьющего хвостом морского дива. Затем потолок исчез из поля зрения Ренье, и молодой человек увидел чьи-то сапоги.
«Где же остальные? – тупо подумал Ренье. – Где Мегинхар, Агилон? Где Госелин?»
Принц смеялся – пронзительно, резко, и этот звук, прорезающий общий шум и вопли, странным образом напоминал призывный свист болотной птицы. Ренье поднялся на ноги. Талиессин спрыгнул со стола, ловко увернулся от нескольких ударов и очутился возле Ренье. Тот ощутил прикосновение острого, очень горячего плеча – мимолетное, мгновенно прерванное – и вздрогнул. Обычно Талиессин избегал любых прикосновений. Он даже запрещал целовать себе руку, хотя придворный церемониал иногда требовал этого.
Ренье отбивался от наседающих врагов: каждый миг он видел перед собой новое лицо, и это новое лицо требовало к себе полного внимания; в конце концов Ренье устал от этой бесплодной сосредоточенности и тут же понял, что у него болят руки, болит лицо, особенно губы и висок. Он пошатнулся и упал бы, если бы не навалился спиной на какую-то опору. Эта опора, впрочем, оказалась весьма ненадежной: она постоянно содрогалась, вертелась и колола его острыми углами, которые то появлялись, то исчезали по непонятному произволению.
– Бей их, Эмери! – заверещал прямо над ухом знакомый голос– Очнись! Бей!
«Талиессин, – смутно подумал Ренье. – Если он отойдет, я упаду».
Он качнулся вперед и ухватился рукой за край стола. Кто-то вцепился ему в волосы и несколько раз дернул в разных направлениях. Сипло закричав, Ренье пнул наугад ногой и, видимо, попал: его отпустили.
Новая волна криков влилась в растревоженный зал, зазвенело оружие, и тотчас кругом все улеглось и затихло. Только в ушах продолжало звенеть, и дыхание никак не могло успокоиться, все билось и клокотало в горле.
Ренье силился разглядеть – кто же остановил потасовку, но сквозь дрожащую темно-серую дымку ничего не было видно. Перед глазами как будто плавала назойливая копоть. Он тряхнул головой, разгоняя ненужное видение, но стало еще хуже: к темноте добавились извилистые золотистые полосы.
Его схватили за руку и потащили. Он бежал, не видя, куда ступает, и все повторял: «Талиессин, Талиессин...» Ренье казалось, что зовет очень громко, и он продолжал так считать, пока Агилон не рявкнул прямо ему в ухо:
– Что ты сипишь?
Прохлада спасительно плеснула в лицо – они выбрались на улицу. Ренье с трудом перевел дух и наконец сумел спросить:
– Где Талиессин?
– Я здесь, – раздался голос принца.
Ренье сухо всхлипнул. Ему хотелось пожаловаться на усталость, на боль в голове, но вместо этого он сказал:
– Делать нечего – едем к моему дяде. Сдадимся на его милость.
– То-то бравый старикан обрадуется! – проговорил Талиессин. И оглянулся на пустую улицу: – Где Агилон?
– Отправился вызволять наших лошадей, – объяснил Мегинхар. – Мы ведь устроили их в конюшне.
– Ясно...
Талиессин привалился плечом к стене, еще раз посмотрел на вывеску. Стражник верхом на бочке недружелюбно скалился из темноты, и теперь было очевидно, что он только притворяется пьяным. На самом деле он был не по-хорошему весел: в таком настроении отправляются громить винные магазины и чинить самосуд.
Агилон привел лошадей. Тронулись; Ренье – впереди.
Утопленные в темноте дома были наполнены спящими людьми, и пятеро всадников пробирались мимо окон, точно чужие сновидения.

* * *
Адобекк встретил вторжение достойно. Когда в запертую дверь его дома постучали, королевский конюший никак не отозвался. Стали стучать настойчивее, и тогда из окна верхнего этажа, без всякого предупреждения, излилось содержимое ночного горшка. Оно попало на голову Мегинхару и забрызгало лошадь Агилона.
Ренье заметил мелькнувшую в окне фигуру и закричал:
– Дядя! Это я!
Окно на миг затворилось, а затем вновь появилась рука – на сей раз она держала тазик для умывания. Ренье полагал, что дядя намерен окатить ночных гуляк водой из тазика, но ошибся: Адобекк с силой метнул сам тазик, явно целясь в голову своему племяннику.
Лошадь Ренье шарахнулась, так что «снаряд» угодил в пену соседнего дома, набатно прозвенел, отскочил и еще несколько раз подпрыгнул на мостовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163