Теперь это обстоятельство больше не смущало ее. Во-первых, Адобекк понятия не имел о том, кто такая на самом деле эта простушка – возлюбленная принца. О том, что некогда Эйле принадлежала ему, он даже не подозревал.
Во-вторых, девушка знала, что в любом случае найдет у дядюшки «господина Эмери» самую горячую поддержку. В представлении Адобекка нет ничего зазорного в том, что некая юная особа согревает постель владетельного господина. Напротив – это весьма почетно и освящено давней традицией. И женщина, способная подарить мужчине плотскую радость, достойна, по мнению Адобекка, всяческого уважения.
Появление любовницы наследника не наделало ни малейшего переполоха в доме господина старшего королевского конюшего. Визит протекал весьма сдержанно и спокойно. Девушку, закутанную в длинный плащ с капюшоном, встретил Фоллон – доверенный слуга господина Адобекка. Справился об имени гостьи. Ничем не выказал ни удивления, ни любопытства. Молча поднялся наверх – доложить, и скоро в переднюю выскочил Ренье. К одежде молодого человека прилипли разноцветные ниточки – прежде чем явилась Эйле, он занимался рукоделием.
– Что? – выпалил Ренье. – Что случилось? На тебе лица нет, Эйле!
– Я больна, – с трудом проговорила девушка.
– Больна? – Ренье обеспокоенно схватил ее за руку и потащил к себе в комнату, наверх. – Фоллон! – крикнул он по дороге, нимало не заботясь о том, что слуги нет в поле видимости. В небольшом доме Адобекка любые крики разносились сразу по всем помещениям, кроме самых верхних. – Фоллон! Горячего питья в мою комнату!
Эйле была водворена в единственное кресло, стоявшее прямо возле окна. Незавершенная работа лежала на столе. Девушка мельком глянула: Ренье вышивал не хуже дворцовых белошвеек, и ей было любопытно, над чем он сейчас работает.
– Вы очень терпеливы, господин Эмери, – заметила она.
– А как же? – живо отозвался он. – Без терпения женщину не соблазнишь.
– Я не о женщинах. Я о работе.
– Ну, это я тренируюсь. Прежде чем начну соблазнять женщин.
Явился Фоллон: лицо непроницаемое, «тщательно скрываемое» неудовольствие написано на нем огромными буквами. Доверенный слуга господина Адобекка очень не любил, когда легкомысленный юнец своими воплями и требованиями превращал его в обыкновенного лакея. В руках Фоллона кувшин; над широким горлышком клубится парок, напиток источает запах сладкой малины.
– Что-нибудь еще? – вопросил Фоллон таким тоном, что, будь кувшин более чувствительным, он покрылся бы коркой льда.
Ренье, еще менее чуткий, нежели безмозглая фаянсовая посудина, беспечно бросил:
– Нет, все в порядке. Ступай. И не беспокой нас.
Фоллон устремил на него быстрый взгляд, в котором более внимательный юноша прочитал бы явственное: «Ни за какие деньги не желаю вас – не то что беспокоить, но и просто видеть, покуда эта отъявленная особа у вас сидит». В отличие от своего господина Фоллон крайне неодобрительно относился к любовницам как таковым. И особенно – к чужим. Будь девица хотя бы возлюбленной господина Ренье – тогда ее посещение имело бы какой-то смысл. Но ДРУЖИТЬ с постельной подружкой принца? Не рано ли господин Ренье начинает? Опасные, неприятные игры! Игры, могущие иметь дурные последствия.
Фоллон, нарочно шаркая, удалился, и Эйле осталась наедине с Ренье.
– Выпей. – Он протянул ей кружку. – Это мед с малиной, наша кухарка готовит – объедение. У вас такое дома варят?
Эйле взяла кружку в ладони, сунула в нее нос, зажмурилась.
– Нет, моя мать такого не делала... Ах, добрый господин Эмери, считается, будто деревенские – непременно и стряпухи хорошие, и лекарки, и все знают про жизнь. Я хочу сказать – про телесную жизнь. А ведь это не так. Моя мать, к примеру. Она невкусно готовила. Я только здесь поняла – до чего же невкусно!
– Здесь все-таки побогаче, – заметил Ренье.
– Нет, не в том дело, что побогаче, – горячо возразила девушка, – а в душе дело. Она совсем без души готовила. Побросает в котелок все, что ни найдет, а там – пусть печка сама варит. Здесь, в городе, иначе. Здесь если человек идет в повара, значит, у него к такому есть наклонность. Вот разница.
– Что ты хотела мне сказать на самом деле, Эйле?
– Я больна, – вымолвила она и тяжело вздохнула. – И поделиться не с кем. Я ему об этом говорить боюсь. Да была бы здесь моя мать – и ей бы не сказала!
– Ну так скажи мне, я ведь лучше всякой матери, – посоветовал Ренье. – Мы же с тобой условились. Я – твой друг. Что бы ни случилось.
– Я больна...
– Назовите симптомы, больная, – важно потребовал Ренье.
Она смешно хлопнула ресницами.
– Я не понимаю... Что я должна назвать?
– Где у тебя болит?
Она начала перечислять. Ренье слушал некоторое время, а затем осторожно положил ладонь ей на живот.
– Ты не беременна?
– Как такое может быть? – удивилась девушка.
– Я тебе расскажу. – Подражая кому-то из профессоров, Ренье заговорил поучающим тоном. – Начинается все с поиска брачного партнера. Обычно самцы приобретают более яркую окраску и начинают вести себя вызывающе. Они намерены продемонстрировать себя самке с наилучшей стороны. Так, некоторые виды попугайчиков делаются ядовито-зелеными, в то время как в другое время года их естественный окрас – серый. Что касается самок...
Эйле залилась слезами.
– Вы смеетесь надо мной! – воскликнула она.
– Конечно, – охотно признал Ренье. – Потому что нахожу твои страхи глупыми. Ты, несомненно, беременна. Это естественный процесс. Иногда сопровождается не слишком приятными явлениями, но в общем и целом в девяноста семи случаях из ста завершается благополучно.
– Я думала, – еле слышно выговорила Эйле, – что это случается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163