А с другой стороны, так получилось, ч
то мои именно профессиональные интересы были связаны с архивом, я истори
к, архивист по образованию, и я как раз в начале перестройки был организат
ором небольшой организации Ц «Народного архива», целью которой было со
бирать документы обычных людей, самых рядовых, самых, так сказать, незнач
ительных, если говорить с точки зрения социальной структуры. И вот откро
венно могу сказать, что здесь как раз работали представления на перепада
х Ц с одной стороны, исторический герой высшего, что называется, полёта, в
ысшего масштаба, как бы мы к этому не относились; а в то же время, человек, ко
торый может быть обычным бомжом, а может быть работягой, инженером, рабоч
им и так далее. И вот в этом ключе, в этих полюсах, мне страшно интересно раб
отать, я здесь и продолжаю работать.
Но, Сталин, конечно, стоит особо в этом ряду. Однако я хочу сказать, что здес
ь меня интересует человек как таковой. И я думаю, что вообще историка долж
ен интересовать в первую очередь человек как таковой Ц какой бы он ни бы
л. Потому что, в общем-то, профессия историка, с моей точки зрения, эта профе
ссия сродни в какой-то степени с профессией человека, который занимаетс
я, ну, скажем, воскрешением. Я не побоюсь даже этого слова, потому что, в обще
м и целом, после того как человек биологически умирает, от него остаются к
акие-то незначительные остатки, от разных людей по-разному: от одного ост
аётся архив, предположим, а от другого остаётся две-три бумажки, дневник к
акой-нибудь, пара писем, или десяток писем, фотографии, к тому же неизвест
но какие.
Это может раствориться всё, исчезнуть и больше люди никогда об этом не вс
помнят, не узнают. И когда он на свете жил, и что он думал, и какие у него были
чувства и так далее. Но стоит историку, любому историку подойти к этим док
ументам, заинтересоваться, и начать лепить из этих остатков что-то занов
о, воссоздавать по существу образ… Я хочу сказать, что историк лепит исто
рический образ, воссоздаёт его из небытия Ц в другом качестве, конечно, н
е в том физиологическом, биологическом смысле, в котором он существовал,
в другом качестве. Он снова включает его в наше сознание, он снова включае
т его в наш круг интересов и как бы снова его воскрешает.
В этом общем контексте, связанном с воскрешением, историческим включени
ем тех, кто когда-то жил до нас, я и рассматриваю своего героя Сталина в том
числе.
А.Г. Но, видите ли, если бы вы занимались эпохой Грозного или фиг
урой Грозного, или даже эпохой Петра или фигурой Петра, то всё-таки достат
очно много времени прошло. Здесь нет Ц кроме самого идеологизированног
о случая Ц отношения к этому герою, кроме того, что вы можете вдруг раскоп
ать и подать. То есть это историческая личность, которая обладает наборо
м черт и характеров, но почти мифического свойства. Иван Грозный никак на
мою жизнь не повлиял, вы же занимаетесь Сталиным в то время, когда живы ещё
многие люди, которые помнят его и знают и которые переживали ту историю, к
оторую он творил. Вот как здесь быть с этим отстранением? Вы говорите Ц во
скрешать, а ведь сейчас люди слушают, и говорят: воскрешать Сталина, это же
не одно и то же, что вот, скажем, ну, не знаю, Владимира Красно Солнышко.
Б.И. Да. Но только воскрешение в каком смысле? Конечно, это воскр
ешение, я ещё раз подчёркиваю, не в подлинном, не в физиологическом, не в хр
истианском, и вообще не в религиозном смысле, это воскрешение в научном с
мысле. Воскрешение как воссоздание образа по определённым правам, по опр
еделённым критериям.
Но дело даже не в этом. Вот вы сказали, что вроде бы Иван Грозный Ц мифолог
изирован, а вот Сталин совсем ещё свежий и поэтому трудно здесь вводить э
лементы, связанные с наукой. Дело в том, что чем дальше находится от нас эт
от самый образ и чем больше с ним работает историк и вообще работает с ним
общественное сознание и человеческое сознание, тем он всё более и более
становится для нас реальным. Не то чтобы, как вы говорите, мифологизирова
нным, а наоборот, он становится более историчным. Да, элементы мифологизи
рованности есть, но дело в том, что Сталин более мифологизирован. В настоя
щее время фигура Сталина более мифологизирована, чем фигура Ивана Грозн
ого, вот это удивительная вещь.
Вы правильно говорите, что он вроде бы совершенно рядом Ц а фигура Горба
чёва, а фигура Ельцина, даже теперешнего президента? Чем ближе к нам, тем б
ольше мифов, тем меньше, так сказать, реальности. Потому что для нас, хотя в
роде бы они рядом, они наши соседи, они наши современники, но это современн
ики, которые как раз представляют собой больше символ, чем какую-то истор
ическую реальность, чем человека. И наоборот, чем они от нас находятся дал
ьше, тем мы о них знаем больше Ц это закон истории. Потому что ведь даже са
ми эти самые участники о себе знают меньше, чем мы знаем уже о них, когда он
и умирают. Это парадокс, но это действительно так.
Вот представим себе, кто знал Цезаря в эпоху его правления? О нём знали его
легионы, население римского города немножко знало о нём, слышали, во всяк
ом случае, знала его администрация провинций, и практически всё. Потому д
ля местного населения, был ли этот Цезарь, был ли Калигула или Август, для
них, в данном случае, это было почти что всё равно Ц кто. Но когда Цезаря уб
или, после этого начался странный процесс, потому что с его именем пошли л
егионы Августа, и когда уже пошли легионы Августа, началась гражданская
война и с его именем пошло уже огромное количество людей в Римской импер
ии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70