А у него, к тому же, кавказская натура, он всё-таки очень импульсивный, у
него есть импульсивность. И вот это противоречие бьёт по, извините меня, п
о его, так сказать, физиологии. И отсюда появляется такая странная соверш
енно болезнь. Причём, врачи считают, что у него хроническая дизентерия, де
лают анализы Ц нет. И он сам сначала подозревает, что у него дизентерия. О
н проводит в Сочи, где он любил отдыхать, впервые канализацию, он обустраи
вает город, потому что он боится, что он, видимо, там заражается. Ничего не п
омогает, никакие мероприятия.
Потом начинает всё больше и больше задумываться, а не травят ли его, не под
сыпают ли ему что-то? Это хорошо видно тоже, видно по разговору с врачами. О
н постоянно об этом думает, просто есть свидетельства, я и в книге их приво
жу, я могу вам даже процитировать, если хотите. Он, например, в 1930-х годах (как
раз, самый пик очередных репрессий) говорит доктору одному, Шендеровичу (
был такой у него лечащий врач, которого он потом посадил совершенно спок
ойно, хотя это был врач, один из лучших, который его постоянно наблюдал и л
ечил), говорит Шендеровичу: «Вот вы, доктор, как вы меня смотрите, вам никог
да не приходила мысль меня отравить?» У того, конечно, сразу всё падает вну
три. И он говорит, что испытал колоссальный страх по этому поводу. Он говор
ит: «Ну да, я вижу, доктор, вы Ц человек добрый и вы не способны на это, у меня
столько людей, столько врагов, которые очень хотели бы меня отравить, но в
ы на это не способны». И опять на него смотрит проницательно. Дрогнет он ил
и не дрогнет? Но дело в том, что Сталин думал, что его действительно пытают
ся отравить, и поэтому всё больше и больше, во-первых, отсекал всех, кого мо
жно было. Стремился, чтобы все постоянно находились под контролем, все, кт
о были связаны с его пищей, передвижением и так далее. И он начал, наверное,
подозревать… Ведь к нему, практически, кто имел доступ? Только прислуга и,
соответственно, его ближайшие соратники, члены Политбюро. Ну и ещё родня
ближайшая. Так родню он как раз после смерти Аллилуевой стал всё больше и
больше отстранять, и одна из причин этому была Ц подозрительность особе
нная. Членов Политбюро проверяли, как могли, но он всё равно не доверял им.
Известны воспоминания, например, Микояна, где он пишет о том, что Сталин, п
оскольку Микоян заведовал всей пищевой промышленностью, в том числе и по
ставками в Кремль, любил сажать перед собой Микояна и Берия, который тоже,
кстати, поставлял с Кавказа вина, которые Сталин страшно любил (Сталин лю
бил кавказские вина и крымские вина, это известно, он большой был любить в
ыпить)… И вот, значит, он сажал их перед собой и говорил: «Ну, вот вы Ц кавка
зцы, посмотрите, мне прислали новое вино, вы как раз попробуйте, настоящее
вино, хорошее, стоит его пить, может, и не стоит его пить?» И он обязательно и
м двоим наливал сначала из этой же бутылки. И после того как они выпивали п
олностью, после этого начинал сам пить. Но это Иван Грозный, вы спросили пр
о Ивана Грозного, вот типичная аналогия.
Кстати, о любимых фильмах. Вы знаете, что сам Сталин вдохновлял «Ивана Гро
зного», то есть фильм «Иван Грозный» Эйзенштейна, и, в общем-то, являлся во
многом соавтором этого фильма. И проблема отравления там как раз очень с
ильно и красиво поставлена. Поэтому здесь мы видим, что переплетаются вн
утренние проблемы, которые связаны со здоровьем и с физиологией, с внешн
им видом. Это особый тоже разговор, как он себя видел, как его видели люди. П
отому что ведь мы тоже Сталина представляем себе так, как он себя выстрои
л. Современный образ Сталина Ц мы видим его или генералиссимусом или в е
го френче знаменитом. Причём, в каком-то ракурсе он страшно интересен, даж
е красив Ц вот по-человечески. Я много видел и фильмов, и фотографий разн
ого времени. И меня удивляет, как он, один и тот же человек, как он может в ка
ком-то ракурсе и в каком-то повороте быть удивительно привлекательным. Я
могу понять, как женщины от него просто с ума сходили. А в каком-то ракурсе
он Ц отвратителен. Наверное, так с каждым человеком, в общем и целом, наве
рное, это хорошо понятно людям, которые постоянно снимают эти вопросы. Но
Сталин сам себя создавал, создавал собственный имидж, создавал собствен
ный образ и большой в этом понимал толк.
Если можно, два слова буквально вот ещё о чём. Дело в том, что я как раз смотр
ю документы, которые связаны с его отношением к кино. Это тоже целая пробл
ема, страшно интересная. Вот я не знаю ни одного государственного деятел
я в это же время, тем более раньше, кто бы этой проблемой занимался на тако
м высоком уровне. Раньше не было кинопромышленности, но в это время, в 1930-е, 1940
-е, 1950-е годы, кинопромышленность во всём мире начинает развиваться. То ест
ь представить себе Рузвельта, который сидит в кабинете, просматривает фи
льмы и говорит: «Вот это убрать, а это оставить, а это он притворяется». Вед
ь Иосиф Виссарионович, удивительное дело, воспринимал то, что происходит
на экране, как ребёнок, и, одновременно, извините меня, немножко как абори
ген, который вдруг увидел движущие картинки и воспринимает то, что проис
ходит на экране, как реальность. И это просто видно. Это видно стенографич
ески.
Был такой первый глава отечественной кинопромышленности Ц Борис Шемя
цкий. Это известный его друг, не друг, а, во всяком случае соратник Сталина,
который оставил… Если надо, я могу рассказать немножко о нём, но дело в том
, что Шемяцкий после себя оставил страшно интересные записи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70