говорить ли больному, если он болен неизлечимо? Неизлечимом
у не поможет, но последние месяцы отравит. Пусть надеется хотя бы.
«Смотря кому», Ц сказал бы я после долгого житейского опыта.
Я встречал людей, умиравших от ужаса смерти задолго до смерти, упавших ду
хом, панически кричавших «спасите меня, спасите!». И гнавших мысль о неизб
ежном, обманывавших самих себя. Встречал и других, готовившихся к смерти
деловито, занятых устройством жизни своих вдов и детей, расчетливо распр
еделяющих последние силы.
Мне бы хотелось, чтобы меня предупредили, так мне кажется сегодня. Так каз
алось в юности. Шестнадцать лет мне было, когда я написал для себя и о себе
рассказы «Идеальная жизнь» и «Идеальная смерть».
Жизненного идеала тех лет не помню. Кажется, там было много странствий, пр
иключений, внезапных поворотов судьбы. По-мальчишески жизнь хотелось пр
ожить авантюрную. А смерть идеальная описывалась так: врач честно предуп
реждает, что жить осталось недолго, неделю всего лишь. На что употребить п
оследние дни? Я Ц писатель (тогда я хотел быть писателем), и я решаю написа
ть последний рассказ, аккорд творчества, лебединую песнь. И успеваю. И с со
знанием исполненного долга закрываю глаза.
Ставши старше, я узнал постепенно, что в жизни так не бывает. Как правило, с
илы покидают человека постепенно, умственные силы также. Последние годы
и месяцы мы обречены влачить растительную жизнь, цепляться за мир коснею
щими пальцами, вкладывать все силы в пищеварение и дыхание, воздух втяги
вать хотя бы. Душно, больно, в голове муть, где там думать о лебединых песня
х? Если же смерть приходит в расцвете сил, она не имеет обыкновения предуп
реждать: выскакивает из-за угла на четырех колесах, пулей впивается в сер
дце, валится на голову куском штукатурки… или изнутри нападает: затыкает
аорту тромбом… и конец.
Вот такие правила у жизни: сильных увольняют без предупреждения, слабым
предупреждение не на пользу.
Знаю редкие исключения: Кибальчич и Галуа. Первый был приговорен к повеш
ению, второй вызван на дуэль. И оба потратили последние часы, чтобы завеща
ть человечеству лучшие из своих мыслей. Но ведь это исключения. Смертную
казнь я едва ли заработаю, дуэли вышли из моды.
И вот сейчас я оказался в таком удивительном положении: предстоит дуэль
с судьбой. Вывернусь или нет, неведомо. Даже не знаю, кто мой противник. И да
н срок Ц одна неделя.
Что же сообщу я человечеству за эту неделю? Готовой теории, как у Галуа, не
т. Были находки Ц они опубликованы. О параллельных мирах доклад сделан, о
н был написан предварительно. Добавить подтверждение, описать появлени
е двойника? Получаса хватит.
Завещание сочинять, семейство обеспечивать? И так по закону все достанет
ся жене и сыну. Люди приличные, друг друга любят, не перессорятся из-за бар
ахла.
Каяться? Нет преступлений на совести. Мелкие глупости были, но зачем же ко
паться в своем грязном белье?
Оправдываться? Но меня не обвиняет никто.
Хвалиться? Так нечем, собственно говоря.
Последняя, последняя, последняя неделя! В общем, надоедает думать о смерт
и. То ли будет она, то ли не будет еще? В неизбежный рок я не верю. Предупрежд
ен, буду осторожен, увернусь как-нибудь. Двойник увернулся же. Через недел
ю явится, имеет возможность посмотреть на мои (свои собственные) похорон
ы. А если я пропаду где-то без свидетелей, семья даже не заметит подмены. Ил
и заметит? Куда же он денется тогда, двойник похороненного?
Наверное, отправится в следующий параллельный мир, предупреждать тамош
него Тихомирова. Так и будет скакать из мира в мир. Его спасли, он спасает п
о справедливости. А жаль. Стоит ли разменивать на одну какую-то личность в
еликолепную возможность выручать целые народы, предупреждая историчес
кие ошибки в параллельных мирах… к сожалению, только в параллельных. В на
шем мире ошибки уже сделаны, не переделаешь.
Удивительная перспектива! Стало быть, и я, если уцелею, могу переиграть ис
торию где-то, узнать, что было бы, если бы такой-то герой или народ взял сво
и слова и дела назад, словно начинающий шахматист, еще не играющий по прав
илам.
Могу снова и снова взвешивать случайность и закономерность. И обсуждать
роль личности. Может ли личность повернуть колесо истории, даже если ее в
овремя предупредят… из параллельного мира?
Конечно, для этого нужно бы подобрать личность, облеченную всей полнотой
власти, крепко держащую руль в руках.
И какую-то развилку, на которой история могла бы повернуть и направо, и на
лево.
В двадцатых годах три советских автора выпустили в свет книгу с лихим на
званием «Бесцеремонный роман». Герой ее на машине времени отправляется
в 1815 год (не в параллельный мир, а в наш собственный), перехватывает Наполео
на на пути к Ватерлоо и сообщает ему о предстоящей промашке исполнительн
ого и бездарного маршала Груши. Преследуя пруссаков, Груши потеряет их, о
ни-то поспеют на поле битвы, а Груши будет маршировать в стороне, и без нег
о Наполеон окажется в меньшинстве. Надо срочно вернуть блуждающий корпу
с, навалиться на англичан всеми силами.
Следуя совету, Наполеон выигрывает битву, история идет иным путем. Благо
дарный Наполеон награждает своего спасителя титулом князя Ватерлоо, то
т становится приближенным, советником во всех делах, управляет судьбами
мира, вооружив французскую армию пулеметами, танками и газами…
Вот этот второй момент мне не хотелось бы впутывать в историю. Это уже хро
ноклазм, тема, введенная в литературу Марком Твеном в романе «Янки при дв
оре короля Артура»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89