В субботу 25 февраля была наша последняя продолжительная прогулка с госу
дарем по живописному могилевскому шоссе к часовне, выстроенной в память
сражения в 1812 году, бывшего между нашими и Наполеоновскими войсками.
Был очень морозный день, с сильным леденящим ветром, но государь, по обыкн
овению, был лишь в одной защитной рубашке, как и все мы, его сопровождавшие
. Его величество был спокоен и ровен, как всегда, хотя и очень задумчив, как
все последнее время. Навстречу нам попадалось много людей, ехавших в гор
од и с любопытным недоумением смотревших на нас.
Помню, что во время этой прогулки его величество сообщил нам, что получил
печальное известие о том, что великая княжна Анастасия Николаевна забол
ела корью, и что теперь из всей семьи только Мария Николаевна еще на ногах
, но что он опасается, что и она скоро разделит участь своих сестер.
Вечером в этот день государь был по обыкновению у всенощной. В воскресен
ье, 26 февраля утром, как всегда, пешком в сопровождении свиты, его величест
во отправился в штабную церковь к обедне, и, как всегда, большая толпа собр
алась по сторонам прохода и на площади, чтобы посмотреть на царя.
После церкви государь пошел на занятия в штаб, где оставался очень долго.
Прогулки в этот день не было, чем я воспользовался и прошел в Могилевскую
городскую думу, где находились портреты императора Павла работы Борови
ковского, с которых я просил нашего фотографа Гана снять фотографии, так
как намеревался заказать с этих портретов копии, в замен сгоревших у мен
я вместе с домом таких же точно картин Боровиковского. Мне этих портрето
в было более жаль, чем самого дома, так как они были единственными в своем
роде.
Я тогда еще мог думать о таких мелочах и даже строить предположения о бли
зком будущем.
Вечер этого последнего, относительно спокойного для меня, дня прошел обы
чным порядком. В виду воскресения, посторонних докладов не было, и после д
олгого промежутка, мы Ц адмирал Нилов, граф Граббе и я, по предложению его
величества, сыграли две партии в домино, но государю, видимо, было не по се
бе, и мы вскоре разошлись. В понедельник 27 февраля я был дежурным при его ве
личестве. Утром государь отправился, по обыкновению, в штаб, где и оставал
ся необычно долго.
В ожидании выхода государя от генерала Алексеева, я прошел в одну из комн
ат генерал-квартирмейстерской части, где встретил генерала Лукомского,
бывшего тогда генерал-квартирмейстером в Ставке.
Он был, видимо, чем-то очень взволнован и удручен. На мой вопрос, «что новог
о и что случилось», он ответил, что «на фронте, слава богу, ничего худого, но
что ночью получилось известие, что в Петрограде со вчерашнего дня начали
сь сильные беспорядки среди рабочих, что толпа громит лавки, требует хле
ба и настолько буйствует, что приходится употреблять в дело войска, сред
и которых много ненадежных».
Генерал Беляев, бывший тогда военным министром, хотя и успокаивает, что б
еспорядки будут прекращены, но генерал Хабалов, командующий войсками ок
руга, говорит Другое и просит подкреплений, так как не надеется на свои за
пасные части.
Была получена и телеграмма от Родзянки, указывавшего, что единственная в
озможность прекратить беспорядки Ц это немедленное формирование отве
тственного министерства.
По имевшимся сведениям, в то время из-за снежных Заносов Петроград был об
еспечен продовольствием на восемь дней, а войска северного фронта на пол
-месяца. Государь оставался долго у генерала Алексеева и вернулся, опозд
ав к завтраку, озабоченный. Иностранные представители, вероятно, уже пол
учившие тревожные сведения, были очень смущены, но, видимо, и они надеялис
ь, что беспорядки будут вскоре прекращены. По крайней мере, они это высказ
ывали довольно искренно и убежденно.
После завтрака, около двух часов дня, когда я спускался по лестнице вмест
е со всеми приглашенными, чтобы пойти на свободный час домой, на нижней пл
ещадке меня остановил с крайне озабоченным видом дежурный полковник шт
аба, кажется Гюленбегель, с открытыми телеграммами в руке. «Генерал Алек
сеев» Ц обратился он ко мне Ц «приказал передать лично вам эти телегра
ммы и просит вас, чтобы вы лично же, не передавая никому другому, немедленн
о же доложили его величеству». На мой вопрос, что это за телеграммы, полков
ник отвел меня в сторону, к окну, и сказал: «вот прочтите сами, что делается
в Петрограде. Сейчас, когда я уходил из штаба, я мельком видел, что получил
ись и еще более ужасные известия».
Я наскоро, взволнованный, просмотрел протянутые мне телеграммы: их было
две, одна от генерала Беляева, другая от генерала Хабалова, обе на имя нача
льника штаба для доклада государю. В обеих говорилось почти одно и то же, ч
то войска, отказываются употреблять оружие и переходят на сторону бунту
ющей черни; что взбунтовались запасные батальоны гренадерского и волын
ского полков, перебили часть своих офицеров и что волнения охватывают и
другие части. Они прилагают все усилия, чтобы с оставшимися немногими ве
рными присяге частями подавить бунтующих, но что положение стало угрожа
ющим и необходима немедленная помощь.
«Генерал Алексеев», добавил мне штаб-офицер, «уже докладывал утром его в
еличеству о серьезности положения, и подкрепления будут посланы, но с ка
ждым часом положение становится все хуже и хуже».
Не буду говорить, что перечувствовал я в эти три-четыре минуты, читая таки
е неожиданные для меня известия и подымаясь наверх к кабинету государя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101