Его голос начинал переходить пределы…
Ц Успокойтесь, Михаил Владимирович.
Но он долго не мог успокоиться… Потом…
Потом поставил нас в «курс дела». Он все время ведет переговоры со Ставко
й и с Рузским… Он, Родзянко, все время по прямому проводу сообщает, что про
исходит здесь, сообщает, что положение вещей с каждой минутой ухудшается
; что правительство сбежало; что временно власть принята Государственно
й Думой, в лице ее Комитета, но что положение ее очень шаткое, во-первых, пот
ому, что войска взбунтовались Ц не повинуются офицерам, а, наоборот, угро
жают им, во-вторых, потому, что рядом с Комитетом Государственной Думы выр
астает новое учреждение Ц именно «исполком», который, стремясь захвати
ть власть для себя, Ц всячески подрывает власть Государственной Думы, в-
третьих, вследствие всеобщего развала и с каждым часом увеличивающейся
анархии; что нужно принять какие-нибудь экстренные, спешные меры; что вна
чале казалось, что достаточно будет ответственного министерства, но с ка
ждым часом промедления становится хуже; что требования растут… Вчера уж
е стало ясно, что опасность угрожает самой монархии… возникла мысль, что
все сроки прошли и что, может быть, только отречение государя-императора
в пользу наследника может спасти династию… Генерал Алексеев примкнул к
этому мнению…
Ц Сегодня утром, Ц прибавил Родзянко, Ц я должен был ехать в Ставку для
свидания с государем-императором, доложить его величеству, что, может бы
ть, единственный исход Ц отречение… Но эти мерзавцы узнали… и, когда я со
бирался ехать, сообщили мне, что ими дано приказание не выпускать поезда
… Не пустят поезда! Ну, как вам это нравится? Они заявили, что одного меня не
пустят, а что должен ехать со мною Чхеидзе и еще какие-то… Ну, слуга покорн
ый, Ц я с ними к государю не поеду… Чхеидзе должен был сопровождать батал
ьон «революционных солдат». Что они там учинили бы?.. Я с этим скот…


* * *

В это время приехал Гучков. Он был в очень мрачном состоянии.
Ц Настроение в полках ужасное… Я не убежден, не происходит ли сейчас уби
йств офицеров. Я объезжал лично и видел… Надо на что-нибудь решиться… И на
до скорее… Каждая минута промедления будет стоить крови… будет хуже… бу
дет хуже…
Он уехал.


* * *

Вернувшись, Родзянко без конца читал нам бесконечные ленты с прямого про
вода. Это были телеграммы от Алексеева из Ставки и Рузского из Пскова. Але
ксеев находил необходимым отречение государя императора.


* * *

Эта мысль об отречении государя была у всех, но как-то об этом мало говори
ли. Вообще же было только несколько человек, которые в этом ужасном сумбу
ре думали об основных линиях. Все остальные, потрясенные ближайшим, зани
мались тем, чем занимаются на пожарах: качают воду, спасают погибающих и п
ожитки, суетятся и бегают.
Мысль об отречении созревала в умах и сердцах как-то сама по себе. Она рос
ла из ненависти к монарху, не говоря о всех прочих чувствах, которыми день
и ночь хлестала нам в лицо революционная толпа. На третий день революции
вопрос о том, может ли царствовать дальше государь, которому безнаказанн
о брошены в лицо все оскорбления, был уже, очевидно, решен в глубине души к
аждого из нас.
Обрывчатые разговоры были то с тем, то с другим. Но я не помню, чтобы этот во
прос обсуждался Комитетом Государственной Думы, как таковым. Он был реше
н в последнюю минуту.
В эту ночь он вспыхивал несколько раз по поводу этих узеньких ленточек, к
оторые сворачивал в руках Родзянко, читая. Ужасные ленточки! Эти ленточк
и были нитью, связывавшей нас с армией, с той армией, о которой мы столько з
аботились, для которой мы пошли на все… Ведь смысл похода на правительст
во с 1915 года был один: чтобы армия сохранилась, чтобы армия дралась… И вот т
еперь по этим ленточками надо было решить, как поступить… Что для нее сде
лать?..


* * *

Кажется, в четвертом часу ночи вторично приехал Гучков. Он был сильно рас
строен. Только что рядом с ним в автомобиле убили князя Вяземского. Из как
их-то казарм обстреляли «офицера».


* * *

И тут собственно это и решилось. Нас было в это время неполный состав. Были
Ц Родзянко, Милюков, я Ц остальных не помню… Но помню, что ни Керенского,
ни Чхеидзе не было. Мы были в своем кругу. И потому Гучков говорил совершен
но свободно. Он сказал приблизительно следующее:
Ц Надо принять какое-нибудь решение. Положение ухудшается с каждой мин
утой. Вяземского убили только потому, что он офицер… То же самое происход
ит, конечно, и в других местах… А если не происходит этой ночью, то произой
дет завтра… Идучи сюда, я видел много офицеров в разных комнатах Государ
ственной Думы: они просто спрятались сюда… Они боятся за свою жизнь… Они
умоляют спасти их… Надо на что-нибудь решиться… На что-то большое, что мо
гло бы произвести впечатление… что дало бы исход… что могло бы вывести и
з ужасного положения с наименьшими потерями… В этом хаосе, во всем, что де
лается, надо прежде всего думать о том, чтобы спасти монархию… Без монарх
ии Россия не может жить… Но. видимо, нынешнему государю царствовать боль
ше нельзя… Высочайшее повеление от его лица Ц уже не повеление: его не ис
полнят… Если это так, то можем ли мы спокойно и безучастно дожидаться той
минуты, когда весь этот революционный сброд начнет сам искать выхода… И
сам расправится с монархией… Меж тем, это неизбежно будет, если мы выпуст
им инициативу из наших рук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101