разгром революционного П
етрограда.
Отдав свои распоряжения, Николай трогается в путь. Он хочет пробраться в
Царское Село, к жене и больным детям. На станции Малая Вишера, уже почти у с
толицы, ехать дальше оказывается невозможным. Тосно и Любань уже заняты
революционными войсками. Царский поезд возвращается, чтобы достигнуть
цели кружным путем через Бологое, и застревает в Пскове. Царь ждет извест
ий, он надеется на корпус Иванова.
Но за время почти суточного блуждания поезда события разворачиваются у
жасающим темпом. В Пскове, в штабе Северного фронта, у генерала Рузского, Н
иколай застает уже готовую петлю для себя.
Рузский, частью спасовав перед неумолимостью революционной стихии, час
тью уже имея кое-какие виды при новом строе объявляет, перед разговором с
царем, его придворным:
Ц Надо сдаться на милость победителя!
Генерал Воейков, изнеженный полковник Мордвинов, граф Граббе и другие дв
орцовые салонные собачки в эполетах поражены и удручены.
Как так сдаться! Разве Ц уже?!
«Начались возражения, негодование, споры, требования, наконец, просто пр
осьбы помочь царю в эти минуты и не губить отечества. Говорили все. Генера
л Воейков предложил переговорить лично по прямому проводу с Родзянко, на
что Рузский ответил: «Он не подойдет к аппарату, когда узнает, что вы хоти
те с ним беседовать». Дворцовый комендант сконфузился, замолчал и отошел
в сторону». (Воспоминания генерала Дубенского).
Рузский имеет решительный, решающий разговор по проводу с Родзянко. Оба
собеседника обнаруживают в этом разговоре всю сумму лукавства. Каждый с
тарается лично задобрить и умаслить другого в предвидении возможной св
оей неудачи. Однако же Родзянко дает понять Рузскому действительное пол
ожение вещей.
Рузский начинает твердо соображать, откуда ветер дует. Недаром он позвол
ил себе через две недели так самодовольно рекламировать себя в газетном
интервью:
«Ц Ваше высокопревосходительство, Ц обратился наш корреспондент к ге
нералу Рузскому, Ц мы имеем сведения, что свободная Россия обязана вам п
редотвращением ужасного кровопролития, которое готовил народу низверг
нутый царь. Говорят, что Николай II приехал к вам с целью видеть вас, чтобы вы
послали на восставшую столицу несколько корпусов.
«Генерал Рузский улыбнулся и заметил:
«Ц Если уж говорить об услуге, оказанной мною революции, то она даже боль
ше той, о которой вы принесли мне сенсационную весть. По той же простой при
чине, что я убедил его отречься от престола в тот момент, когда для него са
мого ясна стала неисправимость положения».
Впоследствии, когда ветер подул совсем не в сторону Рузского, он стал ина
че толковать свою роль в «трагедии отречения». Когда в Ессентуках, где он
жил, водворилась советская власть, когда генерал стал ожидать ареста и г
отовиться к бегству, Он передал доверенному человеку, некоему белогвард
ейцу Вилчковскому, свои объяснения, в которых горячо опровергал версию о
том, что он «неприлично вел себя по отношению к государю»…
Так или иначе, Николай, видя предательство кругом себя и не находя ни в ком
из окружающих опоры, наконец, получив известия о неудаче экспедиции Ива
нова, склоняется к отречению.
Он еще колеблется. Но его решение подстегнуто телеграммами от главноком
андующих фронтами.
Все телеграммы составлены в форме выражения горячих верноподданническ
их чувств, но все они без обиняков толкают царя на отречение. В этом отноше
нии содержание депеш Николая Николаевича (кавказский фронт) мало отлича
ется от брусиловской (южный) и эвертовской (западный фронт). Запоздала тел
еграмма Сахарова с румынского фронта. Видимо, долго трудился над ней поч
тенный генерал. Зато получилась она в своем роде шедевром по красоте сти
ля:
Начало такое:
«Генерал-адъютант Алексеев передал мне преступный и возмутительный от
вет председателя государственной думы вам на высокомилостивое решение
государя… Горячая любовь моя к его величеству не допускает в душе моей м
ириться с возможностью осуществления гнусного предложения (об отречен
ии), переданного вам председателем думы. Я уверен, что не русский народ, ни
когда не касавшийся царя своего, задумал это злодейство, а разбойная куч
ка людей, именуемая государственная дума, предательски воспользовалас
ь удобной минутой для своих преступных целей… Я уверен, что армии фронта
непоколебимо стали бы за своего державного вождя»…
Стали бы! Но не стали. И потому конец телеграммы загибается ловким крючко
м. Полюбуйтесь на этот блестящий спуск на деепричастиях!
«Переходя к логике разума и учтя создавшуюся безвыходность положения, я
, непоколебимо верный подданный его величества, рыдая вынужден сказать,
что пожалуй, наиболее безболезненным выходом для страны и для сохранени
я возможности биться с внешним врагом является решение пойти навстречу
уже высказанным условиям».
Рыдая!.. Пожалуй! Да, умри, Денис, пожалуй, лучше не напишешь.
Что было делать Николаю с перетрусившим генералитетом?
Ни одной дивизии не нашлось, чтобы защитить обожаемого монарха.
Даже «собственный его величества» конвой, прослышав в Царское Село о пет
роградских событиях, вышел с красными бантами и «Марсельезой» на улицу.
Куда дальше!
Николай в западне. Делать нечего Ц он смиряется.
Составляет две телеграммы Ц Родзянко и Алексееву, о готовности своей от
речься от престола.
Флигель-адъютант царя Мордвинов рассказывает:
«Не помню, сколько времени мы провели в вялых разговорах, когда возвраща
вшийся из вагона государя граф Фредерике остановился в коридоре у двере
й нашего купэ и почти обыкновенным голосом по-французски сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101